Музейная ценность
Шрифт:
Может быть, ключ хранит у себя тот, кто закрыл эту злосчастную дверь?
Она побежала вверх по лестнице, не в силах больше терзаться сомнениями. Страх и тревога, что, быть, может она опоздала и все слишком поздно душили ее, заставляя сердце бешено колотиться. Когда Бьянка стояла посреди зала, огарок свечи в величии полуразрушенных стен казался светом заблудшей души.
По стеклам витражей текли слезы дождя. У камина копошились крысы.
– Слишком рано меня оплакивать… - твердо сказала она и вдруг поняла, где искать ключ.
Девушка
«Конечно же, это мог быть только он! Ну почему я не догадалась сразу! Ключ в воде, я нащупала его рукой, когда оступилась», - думала она. Добежав до затопленных ступеней, Бьянка опустилась на колени и стала водить руками по камням от стены до стены, не пропуская ни дюйма. Вода была студеной - руки тотчас немели, и она дышала на них, боясь, что пальцы сведет судорогой. Наконец, девушка нащупала рукой кольцо связки, но оно легко скользнуло в воде на нижние ступени.
От досады Бьянка стукнула рукой по каменной стене, слезы выступили на ее глазах, но все же она вновь опустилась на колени, уже не чувствуя холода, потому что так привыкла к нему под дождем и здесь, в затопленном подземелье.
Опустившись на несколько ступеней ниже, она все-таки смогла добыть ключ и, прижимая его к сердцу, побежала к запертой двери.
Неужели она достигла цели своего путешествия через всю Европу? Бьянка повернула большой бронзовый ключ в замке.
Раздался громкий щелчок и, отвыкшая от резких звуков, она чуть не выронила всю связку.
Снова потянула за кольцо. На этот раз дверь поддалась, но полностью открыть ее Бьянка не смогла: дерево слишком разбухло в воде и петли поржавели. Девушка вошла в залитое водой подземелье.
На высоком стуле из неотесанных досок лежали кандалы и цепи.
Помещение было столь мрачным, что у Бьянки закружилась голова. Будто бы все страхи поднебесной нашли в этом подземелье вечное свое прибежище.
Никого не обнаружив, девушка решила подняться в залу. Только теперь она поняла, как все-таки замерзла. От холода зуб на зуб не попадал, дрожь колотила все ее тело, казалось, еще несколько минут в этом подвале, и ее легкие будут поражены чахоткой.
Теперь путь ее лежал в одну из комнат, которые располагались в галерее, окружавшей зал, или в одну из башен. Девушка хотела непременно найти отца и была готова положить все силы для этого.
Бьянка с детства боялась лестниц и пауков, но теперь ей пришлось позабыть обо всех своих страхах, покуда она не нашла того, ради кого пересекла океан и половину Европы и покуда не выполнила наказ старой гадалки.
Девушка поднялась по скрипучим деревянным ступеням галереи, пошла по коридору, тихонько толкая каждую дверь. Они медленно распахивались, как бы предупреждая ее об опасности, портреты на стенах смотрелись жутко и нелепо. Когда Бьянка подошла к седьмой комнате, за дверью послышался шорох. Она присела, подобрав руками мокрый подол платья и заглянула в замочную скважину. Темно. Девушка повернула ручку двери и, сделав шаг назад, толкнула ее.
Войдя в комнату, больше похожую на узкий шифоньер, она не поверила своим глазам. У грязного окна, забытого лучами солнечного света, сидел сухой сморщенный старик. На его лице не осталось ничего, кроме носа, выдававшего его некогда властный характер и сильную волю. Щелки выцветших глаз плакали неиссыхающими стариковскими слезами.
– Отец!– прошептала она.
Старец даже не шевельнулся, ничто не изменилось в выражении его лица.
– Отец!– вновь позвала она.
– Я вечный пленник этих стен. И я не жив. Оставь меня… - промолвил старик.
– Отец, давай вернемся! Ты здесь один, тут холодно и сыро.
– Я не один, его душа блуждает где-то в этих стенах.
– Душа кого?!
– Моего убиенного брата. Ты знаешь - Вацлав мертв. И кровь его на даст спокойно мне уснуть. Я обречен смотреть в окно навеки.
– Отец, пойдем, ты видно, болен.
– Ты полагаешь, не в своем уме? О, да! Во всем булавка виновата.
На сюртуке старика серебром и золотом вышитый герб повторялся в булавке с драгоценными каменьями, украшавшей то, что некогда было лиловым галстуком, а сейчас превратилось в полинявший махор.
– Я был злобен и отравлен завистью ко всему, что было в брате моем старшем. И поделом мне… Пусть тут и сгину.
– Отец, раскайся!
– Поздно. Я мертв душой. Она меня сгубила…
Глава 5
Проснувшись от будильника, как во время школьных занятий, я потянул одеяло с Антона.
– Хватит спать!– гаркнул я.
Макс, взъерошенный как воробей, вскочил с кровати и начал активно протирать глаза, борясь с последними снами.
– Чего орешь-то?– недовольно пробубнил он.
– А с чего ты взял, что я тебе ору? Я, между прочим, Красильникова будил, ты бы мог и не дергаться… - лениво позевывая, сообщил я Максу.
Антон спрятал голову под подушку и пошевелил пальцами ног, как будто играл ими на пианино, и продолжал сладко посапывать..
– Ты в Ярославле дуреешь. Никогда не думал, что климат может творить такие… такие…
Пока Макс подбирал слова, я запустил в него подушкой и с чувством выполненного долга пошел умываться. Когда мои водные процедуры подошли к концу, я выглянул из ванной.
Кровать Антона мне и отсюда прекрасно видно, а вот получить от чуткоспящего Максима чем-нибудь по голове никак не улыбалось.
– Красильников, а Красильников! Ты вставать никак не хочешь?– позвал я Антона.
И тут же в меня полетели кроссовки Макса. Значит, я в нем не ошибся. Хороший парень!
– Кра-а-асильников!!!– заорал я так, что в соседнем номере картинка со стены точно свалилась, а тем, кто видел сны этажом ниже начал видеться громкоговоритель.
– Вот гад!– высказал Макс свое отношение ко мне.