Муж напрокат
Шрифт:
— Ты чего там делаешь, мама? — трёт кулачками глазки младшая.
— Я тут, эм-м… диван проверяю. — говорю первое, что приходит в голову. — Вдруг Гришка с Цезарем каких насекомых притащили, вот изучаю.
— Ночью?
Блин, её не обдуришь! На фиг у меня такие умные дети?
— Ночью блохи не ожидают нападения и…
Девочка начинает обходить диван, а Максим, в лучших традициях «корпорации монстров», аккуратно сползает на пол и, плюхнувшись на ковер, отползает за боковой бортик. Меня разбирает смех, но я сдерживаюсь. Вот прям из последних сил.
Мистер Бин сейчас бы просто разрыдался от зависти, глядя на наш спектакль. Максим
И он совершенно прав: если Ника поймет, что мы с курьером зажимались, валяясь на одном диване, она устроит такую истерику, что не только Ася проснется, но и Виоллета с гулящим мужем из соседнего дома прибегут.
Ну и день! Ну и дурдом! Я просто не успеваю за сменой настроений и картинок.
Глава 19
Ника засыпает, и я иду в спальню, на поиски своего фиктивного жениха. Кажется, скрываясь от моей дочери, он пополз именно туда.
Так и есть. Максима я обнаруживаю спящим на полу, он, бросив на ковер одеяло, сладко дрыхнет, подмяв под голову одну из украденных с моей кровати подушек.
Зардевшись от странных эмоций, я ценю этот щедрый поступок. Другой мужчина нагло завалился бы на мою кровать, особенно после наших поцелуев, а он снова поступил как настоящий и порядочный. И я непроизвольно улыбаюсь, в душе разливается нежность. Удивительный фиктивный жених, как же мне повезло! Одёргиваю себя, рассмеявшись. Наверняка какой-нибудь проходимец. Карточный шулер или брачный аферист.
Ведь женщин всё время обманывают. Взять хотя бы Виолетту. Когда моя соседка периодически выгоняет мужа, она постоянно с кем-то знакомится. А однажды ей просто сказочно повезло. Бывшая одноклассница, давно свинтившая из нашего городка и ведущая учёт грузов в морском порту, подогнала Виолетте настоящего американца. При этом он прекрасно писал письма на русском языке и не менее чудесно разговаривал на нём же по телефону. Но подобные мелочи подозрений у Виолетты не вызвали, и она моментально влюбилась. Ведь с виду — на фото — Джон выглядел приличным мужчиной, с приятной улыбкой и добрыми глазами.
Потеряв супругу, Джон остался с двумя маленькими дочерьми, за которыми ухаживала их бабушка. Сам он был единственным кормильцем семьи, служил во флоте и постоянно находился в море.
Писал Виолетте нежные письма, подробно расписывал, как много думает о ней, мечтает о встрече и верит в их неземную любовь, подаренную свыше.
А однажды тревожно сообщил, что оказался у берегов какой-то африканской страны, у него с собой огромная сумма денег и Джон до смерти боится пиратов. Но, кроме Виолетты, естественно, никому не доверяет. И просит мою соседку сохранить эти деньги в России до его приезда и того момента, когда они, разумеется, поженятся. Но всё это тайна, покрытая мраком, поэтому отправить деньги можно лишь дипломатической почтой. Виолетта согласилась. Что ни сделаешь ради настоящей любви. Но тут выяснилось: при получении денег Виолетте необходимо оплатить страховку груза в сумме двух тысяч долларов. Джонни переслал моей соседке накладную, с ней связалась компания, якобы отправлявшая посылку. И Виолетта, гонимая любовью и полная решимости, незамедлительно понесла все свои сбережения, включая свадебные подарки. Она всё сделала, как нужно, но её попросили подождать ещё неделю. Потом ещё и ещё… Джон был рад. Хвалил мою соседку, признавался ей в любви, а потом пропал… Виолетта плакала, искренне веруя,
Взглянув на Максима ещё раз, я беззвучно смеюсь. Наверняка какой-нибудь брехун. Да не бывает так, чтобы и я ему понравилась, и он мне. И страсть у нас обоюдная. И при этом дети мои его совсем не раздражают. И дом устраивает, и бардак в саду. И проблемы мои не напрягают, и пожар. Эх, сто процентов, какой-нибудь жулик. Только вот красть-то у меня и нечего. А если он решится и стырит бабушкины старомодные брошки со стекляшками, золотые коронки или бусы из натурального рижского янтаря с окоченевшей мухой внутри, я оторву ему всё, что отрывается.
Усмехнувшись ещё разок, забираюсь на кровать. Смотрю на чумазого мужика на полу и понимаю, что он так и не вымылся, и всё по моей вине. Жаль человека, поэтому будить и выгонять в сарай смысла нет. Там могут быть комары, да и сено какое-то сырое в этом году, того гляди сгниет. А Максим заболеет.
Надо будет всерьёз подумать о спальном месте и не забыть обсудить всё это с дочками. Поцелуи по углам — это прекрасно, но девочкам надо как-то объяснить, что Максим никуда уходить не собирается. И какое-то время, для комиссии естественно, поживет с нами. А потом мы разведёмся, и каждый пойдёт своей дорогой.
Но, пока я кручу в голове эти мысли, усталость окончательно лишает сил, и я просто отключаюсь, погрузившись в глубокий сон.
Утром я просыпаюсь, услышав голоса на кухне. Резко смотрю на часы и понимаю, что проспала, а потом ощущаю такую боль, что едва могу вздохнуть полной грудью. Внутри опустошение и что-то ещё, что наждачной бумагой дерёт в горле. Моей пасеки больше нет.
Я не проспала и не опоздала на работу. Со вчерашней ночи у меня нет работы. Моё любимое дело уничтожено. От этого в груди очень-очень давит, и глаза наполняются слезами. Я тру левое подреберье и изо всех сил стараюсь не реветь. Дети! Главное — мои любимые дочки. Бороться, сражаться, искать выход. Всё остальное потом. Спасти детей, привести дом в порядок, быстро найти другое место работы, выйти замуж и заняться огородом. Наладить быт. Ах да, ещё кредит, необходимо найти деньги для погашения кредита. Может быть, удастся у кого-то одолжить.
А сейчас — голоса. Встать, умыться и разобраться, кто там так громко беседует на моей кухне.
Я аккуратно ступаю голыми ногами на пол, стараясь не скрипеть половицами и не создавать лишний шум. На цыпочках выхожу из спальни и, придерживая подол ночной рубашки, выглядываю из-за косяка двери. Внимательно прислушиваюсь к голосам. На кухне мои дочки и Максим.
— Курьер не должен готовить нам блины. Я видела по телевизору. Курьеры приносят пиццу и уходят.
Проморгавшись и широко зевнув, я потихоньку гоню от себя грустные мысли о пасеке. Улыбаюсь. Жизнь продолжается, и то, что я вижу прямо сейчас, — очень мило. И надо концентрироваться именно на этом.
Моя старшая дочь сидит за столом и, вооружившись ножом, разрезает яблоки, очищая их и разделяя на дольки. А младшая, устроившись на столешнице всё того же стола, болтает ногами. Она увлечённо работает руками, обнимая большую железную миску и перемешивая венчиком тесто.
Максим у плиты. На нём чьи-то синие потёртые джинсы, происхождение которых сходу понять не получается, и мой белый фартук с воланами. Ему идёт. В руках у Дубовского сковорода. И он умело крутит её, то наклоняя, то выравнивая обратно, чтобы тесто растекалось равномернее.