Мужчина для сезона метелей
Шрифт:
Тамара Игнатьевна расхохоталась.
— Каков поклонник! Молодец.
Гутя кивнула:
— Скажи, что все от тебя.
Петруша убежал, едва захлопнулась за ним дверь, как женщины расхохотались. Они смеялись долго, почти до слез. Потом наконец Гутя спросила:
— Как ты думаешь, это надолго?
— Ну… если так дело пойдет, то еще неделя страсти нам обеспечена. А потом… — Она вздохнула. — А потом — сама знаешь что.
— Что? — подталкивала ее Гутя.
— Кто-то кому-то надоест, — сказала Тамара Игнатьевна.
— Почему ты так думаешь?
— В этом возрасте день, как год. А платонические чувства столько не живут. Главное — проследить, чтобы обошлось без сцен.
— Каких?
— У девочки большая собака. Она — тоже привлекательная часть страсти.
— Собака?
— Бразильский мастиф.
— Ох! — Гутя отшатнулась от бабушки.
— Он не опасен. Сейчас, когда любовь. Чтобы потом был не опасен. Надо проследить, чтобы они расстались по-хорошему.
— Но Петруша скоро пойдет в сад.
— А девочка там никогда не была. И не пойдет. Ей возьмут няню.
— Значит, сад нам поможет.
— Надеюсь. Но вообще, скажу тебе, такой опыт полезен. Надо учиться читать не только книги, но и чувства, — сказала Тамара Игнатьевна. — Мы об этом раньше не знали и совершали слишком много ошибок.
— Пожалуй, — кивнула Гутя. — Полина тому пример.
— У нее снова что-то не клеится?
Гутя улыбнулась.
— Уже снова склеилось, — сказала она.
Гутя рассказала бабушке о последней поездке с матерью по магазинам, о том, как она кинулась на зов по телефону.
— Иногда я начинаю думать, что сама виновата в том, какая жизнь ей выпала.
— Ты про то, что забрала меня к себе и тем самым лишила ее чувства ответственности?
— Господи, откуда такой высокий стиль?
— Не я придумала, это Полина мне сказала.
— Глупости. Не в этом дело. Просто тот случай в моей жизни, когда я вела себя не так, как следовало. — Тамара Игнатьевна вздохнула. — Я тебе рассказывала.
— Ты на самом деле считаешь, что навлекла кару на всех нас?
— Как ни глупо звучит, но иногда я начинаю так думать.
— Брось, бабушка, — Гутя махнула рукой, — все это сказки.
Тамара Игнатьевна пожала плечами:
— Хотела бы я так думать. Но хотение без проверки жизнью — ничто.
— Ты до сих пор не проверила?
— На Полине проверила — что мне было обещано, то и случилось.
— Что именно? — тихо спросила Гутя.
— Нет ей счастья, вот что.
— Я бы не сказала, — заметила Гутя. — Выглядит — не старше меня. Квартира — как из телесериала. Работа… Ах.
— Все это искусственное, Гутя. У нее нет главного — любящего мужчины.
Гутя кивнула и подумала, что у нее был.
А… еще будет?
21
Августа ехала к Татьяне Федоровне с легким чувством — они обо всем договорились по телефону. Оказалось, эта женщина не так проста, как кажется. Еще с прежних времен сохранила за собой пост председателя деревенского женсовета, причем не мифического, а реального. Она сама никогда не слышала, что такие общественные организации существовали в природе. Но женщины вокруг Татьяны Федоровны соединились в одном желании — противостоять мужской страсти — пьянству.
Татьяна Федоровна была крупна телом, бела волосами, разговорчива. У нее два сына, старший уехал на заработки в Германию еще в начале девяностых. Сначала работал почтальоном, потом нанялся в компьютерную фирму курьером, быстро выучил язык, продвинулся по службе и не собирался возвращаться.
А младший… Гутя улыбалась, когда Татьяна Федоровна заводила о нем разговор. Ясно как день, она хочет познакомить ее с ним. Точнее — свести.
Но самой Гуте в голову не приходило, что она может стать женой деревенского мужика, который держит кур и собирается расширять свой птичий бизнес. Но если честно, эти заходы веселили ее — надо же, какая она завидная невеста.
Гутя свернула с шоссе на боковую дорогу, ведущую к деревне, осенью покрытую гравием, а сейчас обледеневшую. На въезде белел магазин — нового хозяина заставила покрасить Татьяна Федоровна со своими женщинами. Надоели им облупившиеся стены с надписью, горящей вечным огнем, только зеленым: «24 часа».
Возле него стояла машина, иномарка, Гутя всмотрелась в задний бампер, присыпанный снегом, и едва не выпустила руль из рук. А нога вместе с педалью газа готова была провалиться сквозь пол. Вообще-то удивляться нечему: в полу ее «шестерки» обнаружилась дырка, которую нет смысла заваривать, сказал механик.
Она узнала эту машину, даже если бы она мелькнула в плотном городском потоке.
Гутя сбросила скорость, но не пыталась заставить сердце сделать тоже самое — оно билось быстро. С ним, знала она, ей не справиться. Проехать мимо или свернуть в первый переулок, а оттуда кружным путем подобраться к дому Татьяны Федоровны? Но все решилось само собой — в переулок устремился мальчишка на мопеде, он ехал неуверенно по скользкой дороге — опасный водитель и непредсказуемый.
Гуте ничего не оставалось, как проехать мимо «лансера». Она вцепилась пальцами в руль, не то желая, не то, напротив, не желая увидеть Николая в салоне машины.
Но, поравнявшись с боковым стеклом, почувствовала, как пальцы ослабили хватку, — никого. Легкое разочарование — готовишься к чему-то, а выходит — напрасно.
Что ж, зачем он сюда приехал, почему — не ее дело. Но что-то уверяло ее — нет в этом случайности, он специально приехал сюда.
Но откуда ему знать, что она здесь? Смешно, одернула себя Гутя, сейчас можно узнать все, найти кого угодно и где угодно. Хоть в Америке.
«Но почему такая уверенность? — насмешливо спросила себя Гутя. — Ты-то ему зачем? Такой мужчина не может быть ничьим». Она помнила его лицо, руки, одежду — все ухоженное, неслучайное, добротное. Такие не бывают одинокими. Что удивительно, давно заметила Гутя, чрезмерная женская аккуратность — платочек в тон крапинки на юбке — указывает на одиночество. А у мужчин — напротив.