Мужчина моей судьбы
Шрифт:
— Нам нужно было, чтобы рождались хэллени, и на древе Магратта распускалось как можно больше золотых листьев, — словно извиняясь, торопливо зазвенела фрейя. — Но я слабела, и девушек с даром появлялось все меньше, а после гибели прямых потомков Ильмиара настал день, когда вся крона дерева почернела, и лишь слабое сияние на одной из веток — самой тонкой — позволяло верить, что еще не все потеряно. И мы верили и ждали… Тебя, Маша.
— Не меня — Мэарин.
— Нет, именно тебя. Девушку из другого мира, которая поймет и сама захочет отдать то, что людям никогда не принадлежало. Мэарин ни за что не вернула бы мне мою искру… Спасибо…
Тихая
— Ну, дела… — присвистнул братец, выслушав мой сбивчивый рассказ. — Значит, наш недобог рассчитывает, что я помогу ему наладить отношения с людьми? Что ж, я только за, даже забавно получится. — он в предвкушении потер руки. — Только вот что я с этого буду иметь?
— Недобог… Надо же, как ты повысил эльфа. А чего ты сам хочешь?
— Титул, — озвучил свои пожелания Петька. — Перестань хихикать, Маха, я серьезно. Граф Ольес не пара сигилльской принцессе, даже пытаться просить ее руки не стоит — меня на порог не пустят. А если пустят, то потом точно вынесут… вперед ногами. Или как здесь покойников из дома выдворяют. У меня, конечно, уже есть громкие цветистые именования. Но, боюсь, звания заслуженного кобольда и почетного тролля, которыми меня недавно наградили, Кемрана не впечатлят. А вот титул герцога хаудданского и пожизненная наследственная должность единственного представителя интересов Запретных Земель во всех людских государствах — это уже кое-что. От такого выгодного родственника никто не откажется. А уж если и Саллер за меня словечко замолвит… Он ведь замолвит, да, Мир?... Тогда у меня есть все шансы…
Братец прищурился и, размахивая руками, забормотал что-то себе под нос.
— Трей, — вернула я доморощенного стратега на грешную землю. — все это хорошо, но возможно только после объяснения с Рэмом, а я не представляю, как это сделать. Ничего не получается.
— Получится! — Петька просто-таки лучился энтузиазмом. — И у тебя получится, и у меня… С Эминой. Знаешь, мы тут с ней еще пару раз сталкивались… совершенно случайно… беседовали… Я чувствую, ей приятно со мной общаться. И вообще, я ей нравлюсь.
— Ну и самомнение у тебя, милый.
— Не самомнение, а объективная оценка собственной привлекательности, — расхохотался братец. — Я умный, красивый, в меру упитанный мужчина в полном расцвете сил. Такого каждая полюбит. А если еще и одеться поэлегантнее, моя жемчужина точно не устоит. Я очень рассчитываю на этот бал-маскарад. Зря, что ли, я Саллера ограбил?
— Ограбил?
— Вот, смотри.
Петька протянул мне пояс-кушак — черный, с роскошной отделкой серебряным шитьем и драгоценными камнями.
— Великолепно, — оценила я обновку. — А какое отношение к этому имеет Саллер?
— Так это ж я у него отжал, — весело пояснил «супруг». — Зашли мы к нему после приема у его величества обсудить… гм… кое-что, а тут вдруг является слуга с посылкой от баронессы Тивуд. Ну, ты знаешь, она…
— Знаю, любовница герцога.
— Бывшая, — строго поправил Петька. В последние дни он заметно поменял свое отношение к Рэму. Говорил теперь о нем с подчеркнутым уважением и неизменно вставал на его сторону. — Ну, вот… Саллер развернул пакет, а там это. — Братец указал на пояс. — И записка: мол, прощальный подарок, назад не примет и очень просит надеть вечером на бал-маскарад. В знак… в память… и все такое. Герцог сначала все-таки собирался вернуть, но я уговорил отдать пояс мне.
— А это не опасно? — протянула я с сомнением. — Мало ли, какие заклинания баронесса на этот «последний дар» навешала. Месть брошенной женщины — страшная штука.
— Тому, кто надумает мстить, мой дорогой «кузен» быстро эту самую «мстилку» оторвет. Под корень, — хмыкнул брат. — Ну, правда, Мир. Кто в здравом уме решит причинить вред главе королевской службы безопасности и по совместительству любимому племяннику императора, защищенному от всего и вся? Да еще не тайно, а вот так открыто, от своего имени, у всех на виду? Только полный идиот.
— Или безумно влюбленная и смертельно обиженная женщина…
— Да?.. Коварные вы все-таки существа, хоть и притворяетесь такими слабыми, трепетными, беззащитными. В любом случае, Саллер подстраховался. Прежде, чем отдать мне пояс, сам его тщательно проверил, а потом еще и своим спецам показал. Все чисто. Никаких заклятий, приворотов, камни — не артефакты, а шитье — самое обыкновенное. Просто ценная вещь, ничего больше.
— В любом случае, это не очень порядочно...
— Ерунда, — отмахнулся Петька. — Нечего моему без пяти минут зятю сомнительные презенты посылать и тем самым компрометировать его в глазах будущей жены. Тем более, герцогу все равно — он тут же о подарке и самой баронессе забыл, а мне пригодится. Я планировал похожий купить, да с деньгами у нас пока не очень, сама знаешь. Видишь, здесь бриллианты и сапфиры? Как раз нужные цвета, именно этого и не доставало моему костюму.
Когда братец через пару часов предстал передо мной уже «при полном параде», я не могла не согласиться — пояс, и правда, пришелся кстати.
— Чудесно выглядишь, Мир.
Он покружил меня, разглядывая декорированное кружевом шелковое платье цвета айвори, коснулся длинных сережек и ожерелья, поправил якобы выбившийся из прически локон и подхватил меня под руку.
— И ты, — вернула я комплимент.
Брат, действительно, был хорош. Высокий, статный, златокудрый, безупречно красивый, с лукавой улыбкой и горящими от возбуждения ярко-голубыми глазами. И сшитый к сегодняшнему балу наряд шел ему необыкновенно. Если Эмина в него не влюбится, будет полной дурой, честное слово.
— Тогда вперед, — Петька подхватил со столика маску. — Нас ждут великие дела, Мариш. Меня, по крайней мере, точно. Нутром чувствую, сегодня ночью случится нечто удивительное, что перевернет всю мою жизнь.
Глава 27
Бал-маскарад в магическом мире…
Что может быть чудеснее?
Надел маску, и на лицо тут же опустилась легкая туманная вуаль, а очертания фигуры поплыли — еле уловимо, но все же достаточно для того, чтобы человек изменился. У одного маска золотая, у другого — серебряная, у третьего — фиолетовая, у четвертого — нежно-голубая или изумрудная, как листва после летнего ливня. Снять личину разрешалось только на рассвете — с четвертым ударом часов. Все остальное время гости беззаботно веселились, как бы не подозревая, с кем общаются, разговаривают, танцуют.