Мужчина не моей мечты
Шрифт:
— Герцога еще уговорить надо.
— Уговорим. А сейчас спи. Спи, Маха, — меня заботливо укутали одеялом, подоткнув его со всех сторон, — впереди трудный день.
Я сжала крепкую ладонь и, чувствуя, как от этого прикосновения в груди разливается мягкое, ласковое тепло, закрыла глаза и уснула.
— Миледи, милорд… — продолжали стенать под дверью. — Вас ждут к обеду. Не соблаговолите ли подняться?
— Соблаговолим, — наконец нехотя согласились Петька.
Легко соскочил с кровати, подхватил пледик — по-моему, он с ним уже сроднился — и через пару секунд скрылся в своей гардеробной.
— Как спалось, ваше сиятельство?
О, камердинер уже тут как тут.
— Мало.
— Извините, милорд, а это… этот… вам зачем?
— Люблю по утрам ходить в покрывале. Это вдохновляет.
— Вдохновляет?..
— Ну да. На мантию похоже. Нет? А вот так? Тоже нет? Странно…
Я лежала, слушала, как брат болтает с Гастом, и с лица не сходила блаженная улыбка. Мой Петька рядом, а значит, мы обязательно выпутаемся из всех проблем.
— Леди?.. — В спальню тенью скользнула камеристка.
— Заходи, Дора. — Я махнула рукой и поднялась с кровати. — Так кто там нас ждет?
Через полчаса бодрых сборов мы были полностью готовы встретиться лицом к лицу с притаившимися за дверью сюрпризами чужого мира.
— Манюнь, ты бы сделала лицо печальнее, — шепнул на выходе из гостиной добрый братец. — У тебя муж — импотент. Такая трагедия… такое горе…
— Между прочим, я девушка чистая, невинная и трогательно наивная, — ехидно прошипела в ответ. — Не то что слов таких не знаю — даже приблизительно не представляю, чего я нынче лишилась по милости супруга. Обнял, поцеловал горячо, страстно — и ладно.
Я затрепетала ресницами и преданно уставилась на «мужа». Тот сдавленно хрюкнул и тут же получил незаметный, но ощутимый тычок в бок.
— А вот ты чего веселишься, болезный? Тебе-то как раз не мешало добавить вселенской скорби. И побольше. Всю ночь ведь маялся, страдалец. Ходил вокруг вожделенного приза и облизывался без толку.
Петька собрал рот куриной гузкой, свел глаза в кучку и старательно сдвинул брови над переносицей.
— Так?
— Переигрываешь, — прокомментировала я строго, хотя губы так и норовили разъехаться в улыбке. — У тебя депрессия, личная трагедия, так сказать, а не разжижение мозгов.
Вот на этой оптимистичной ноте мы и добрались до места назначения. Брат тут же прекратил паясничать, изобразил на лице легкую меланхолию, и мы торжественно вплыли в столовую.
Все обитатели Эрменлейва оказались в сборе, за исключением Саллера — и это, безусловно, радовало. Меня не покидало смутное ощущение, что чем позже нам придется столкнуться, тем лучше. А еще при мысли о герцоге почему-то становилось стыдно за наш обман.
Глупо. И совершенно нелогично.
Да, он спас меня из пожара, приютил в своем доме, охранял, и брат выжил только благодаря его своевременному вмешательству, заботе. В то же время, если не считать последней беседы в парке, я слова доброго от герцога не слышала — одни упреки, обвинения и угрозы. Мы ни о чем не договаривались, я ничего не обещала. С какой стати переживать? И тем не менее чувство вины не проходило. Словно мне доверились, а я… не оправдала.
Встреча с жаждущими общения дамами получилась странной. Нет, сначала все шло очень мило. Свекровь цвела, юная маркиза Тонтен лучилась благожелательностью, даже ее светлость позволила себе скупую улыбку. Мы обменялись церемонными приветствиями, расселись, неспешно приступили к трапезе, и нас начали исподволь, но очень внимательно разглядывать. Минуту, другую… А потом настроение присутствующих заметно изменилось.
Аниаш расстроенно насупилась, Истель удивленно заморгала и уставилась в свою тарелку. Дальмира прищурилась, в ее глазах на краткий миг мелькнуло откровенное злорадство и тут же пропало, сменившись мрачной сосредоточенностью, словно герцогиня пыталась распутать какую-то головоломку. Дальше обедали в гнетущей траурной тишине, как на похоронах горячо любимого родственника.
После десерта, когда мы, воспользовавшись первым попавшимся поводом, торопливо раскланивались, «матушка» все-таки не выдержала:
— Пипи, родной, не расстраивайся, — пропела она ласково. — Всякое бывает, особенно первый раз. Уверена, ты соберешься с силами и не посрамишь гордое имя Ольесов.
Петька подавился прощальной фразой и закашлялся. Истель отчаянно покраснела. А ее светлость, покосившись на воспитанницу, сдавленно прошипела:
— Ани, возьми себя в руки и соблюдай хотя бы видимость приличий.
Задерживать нас не стали. Лишь графиня сокрушенно вздохнула, жестом фокусника извлекла откуда-то неизменный кружевной платок, приложила к глазам и замерла. Судя по всему, приготовилась горевать. Основательно так, со вкусом. Значит, пока не опомнятся, хоть ненадолго, но оставят нас в покое.
— Марусь, я в лекарское крыло — Дильфор просил после обеда обязательно показаться, а ты в библиотеку, — распорядился Петька, когда позади бесшумно закрылась дверь, отрезая нас от напряженно молчащих леди. — Боюсь, не так все просто с этим подтверждением брака, и ждет нас очередная большая подлянка. Заметила, как дамочки отреагировали?
— Угу. Сразу, даже без наших постных мин догадались, что ночью молодые занимались чем угодно, только не консуммацией. Ладно, — торопливо поцеловала брата в щеку и повернула направо, — попробую поискать что-нибудь, а ты давай там побыстрее.
К тому времени как Петька вернулся, бережно прижимая к груди бутыль с очередной порцией местной Виагры, я не только нашла, но успела бегло просмотреть несколько нужных книг. Новости, прямо скажем, особого оптимизма не внушали.
— В общем, так… — Я несколько раз порывалась все объяснить, но горло привычно сжимало спазмом — поблизости постоянно кто-то крутился. Пришлось выбираться в парк и, изображая, что прогуливаемся, резво семенить подальше от дома. — Если коротко — дело дрянь.
— Хм… А подробнее?
— Можно и подробнее. Обычно паре по завершении церемонии в храме надевают специальные браслеты. После подтверждения брака, рождения детей, смерти одного из супругов браслеты меняют цвет и рисунок. Так что по ним всегда все видно — такой своеобразный семейный паспорт. При разводе жрец их снимает.
Петька с сомнением оглядел наши руки, совершенно свободные от каких бы то ни было украшений.
— А?..
— Меня тоже удивляло, что у нас их нет. Тем более Мэарин часто мечтала о том, как на нее нацепят инкрустированные бриллиантами наручники и нарекут графиней Ольес. Но Трэй потащил ее венчаться в Древнюю обитель, а там совсем другой обряд, о котором Мири мало что знала.