Мужчина, женщина, ребенок
Шрифт:
– Меня зовут Жан-Клод, – повторил мальчик.
Дэви рванулся вперед, чтобы выбить мяч у него из-под ног. Жан-Клод ловким движением вывел мяч из пределов его досягаемости.
Затем мальчик повел мяч в центр поля. Дэви его преследовал бегом и рывками. Жан-Клод увиливал, делая обманные движения. Несмотря на все старания, Дэви никак не мог приблизиться к мячу. Приятели-футболисты начали свистеть и аплодировать. Им никогда еще не случалось видеть, чтобы малыш так умело и ловко обращался с мячом. Им не говорили в школе, что дети в Европе начинают бить по мячу, как только начинают ходить.
Свист и насмешливые возгласы достигли усталых бегунов на другой стороне поля. Берни заметил происходившее первым. Он глазам не мог поверить.
– Парень – настоящий атлет, – заметил он.
Сначала Боб не потрудился присмотреться, думая что Берни очередной раз поет дифирамбы своему отпрыску, но потом увидел, как Жан-Клод сделал ложный выпад и Дэви Акерман, в погоне за мячом, снова приземлился, на этот раз лицом в грязь.
Дрожь пробежала по его телу. Боже, подумал он, мой сын – чудо. Он остановился и стал наблюдать.
– Браво, Жан-Клод! – закричал он. Молодец! Bien jou'e! Bien jou'e! [10]
– Беквит, – тихо сказал Берни, – ты должен избавиться от мальчишки, пока еще не слишком поздно.
– Что значит «не слишком поздно»?
– Пока ты в него не влюбился.
16
– Как побегал? – спросила Шила.
– Неплохо, – сказал Боб.
– Хорошо провел время, Жан-Клод?
– Да, благодарю вас.
10
Bien jou'e! (фр.) – хорошо сыграно! (Прим. ред.)
– Он поиграл в футбол, – прибавил Боб. В голосе мужчины звучала нескрываемая гордость. – Ты бы его видела. У него это здорово получилось.
Жан-Клод сиял. Следя за ним краешком глаза, Боб испытал особую радость, обнаружив, как его похвала обрадовала мальчика.
– Как насчет того, чтобы умыться перед ужином?
– Я сейчас, Боб, – сказал мальчик и выбежал из кухни.
Боб поцеловал Шилу в щеку.
– Ужин пахнет чудесно. Что у нас там?
– Так, всего понемножку.
– Могу я чем-либо помочь?
– Да. Почисти картошку.
– Я готов. – Боб был счастлив делать что угодно вместе с ней, пусть только чистить картошку. Он надел передник и приступил.
– Звонила Эвелина, – сообщила Шила, когда он закончил возиться с первой картошкой.
– Осведомиться, хорошо ли ты проводишь время?
– Нет. Просила меня приехать завтра в Кембридж.
– Ну и нахалка же она. Я надеюсь, ты послала ее далеко и надолго.
– Она очень просила. Это довольно важно.
– Любимая, Эвелина Унгер – эксплуататорша и помешана на своей работе. «Гарвард пресс» это не «Нью-Йорк таймс». Что там такое, что не могло бы подождать три недели?
– Гэвин Уилсон, – отвечала она.
– Разве он не в Вашингтоне обучает Совет национальной безопасности, как атаковать Массачусетс?
– Да. Но завтра он будет в Кембридже. Только на один день.
– Какое это имеет отношение к тебе?
– Он – звезда крупной величины в нашем авторском списке. Эвелина хочет заработать на вспышке его популярности и переиздать его книги.
– Я думал, что университетские издательства не руководствуются корыстными соображениями. К тому же его теории международной политики устарели.
– Поэтому Эвелина и хочет, чтобы я с ним встретилась. Она хочет убедить его кое-что пересмотреть и исправить.
– И ради этого ты должна пожертвовать частью своего отпуска?
Шила посмотрела на него и сказала негромко:
– Мне лестно, что меня просят этим заняться.
Боб понял. Или, по крайней мере, подумал, что понимает. В этот сложный для жены момент ей было необходимо объективное подтверждение собственной значимости. Ему следовало радоваться за нее.
– Да, – сказал мужчина, покончив с еще одной картошкой, – это лестное предложение. Но разве я не говорил тебе, что ты у них лучший редактор? Я говорю, им пора уже признать это.
– А я говорю, чисти дальше, – отвечала Шила весело.
Боб разжег камин, и супруги сидели мирно, слушая музыку волн.
– Послушай, – сказал он, насколько возможно непосредственно, – у меня есть идея.
– Какая? – спросила Шила.
– Почему бы нам не поехать в Кембридж вместе?
– А как же дети?
А, подумал с оптимизмом Боб, ты это не отвергаешь.
– Мы могли бы пригласить на ночь Сьюзи Райдер.
– На ночь?
Он почувствовал, что зашел слишком далеко.
– Я думал, мы могли бы дать себе передышку и переночевать в Лексингтоне. Только мы с тобой вдвоем.
Глаза его говорили: да ну же, Шила, нам обоим это нужно.
– Это не вполне практично, – отвечала женщина.
– Хорошо, поедем туда вместе, ты пойдешь на свою встречу, я куплю кое-какие пластинки, мы сможем рано поужинать и вернуться обратно.
Пожалуйста, Шила, думал Боб. Прошу тебя, пойми, как я хочу сплавить порвавшиеся провода, которые нас связывали.
Она обдумывала.
– Не на этот раз, – сказала жена, наконец.
Что же, по крайней мере, это не был окончательный отказ. «Не на этот раз» означало, возможно, «в другой раз».
Шила встала.
– Я лучше лягу, – сказала она, – чтобы хорошенько выспаться. И прежде чем он успел подняться, она подошла к креслу, опустила руку возле его головы и прошептала:
– Спасибо за приглашение.
Затем женщина легко поцеловала его в лоб и стала подниматься по лестнице.
Незначительный жест. Но это было лучшее, что случилось с ним за последние недели.