Мужчина, женщина, ребенок
Шрифт:
– Да?
– Вы слышали о ресторане под названием «Харвест»?
– Да, он очень хороший.
– Тогда пошли?
Там будет Марго за своим обычным столиком. Ну и что? В конце концов, речь идет о деловых отношениях.
К ланчу Гэвин переоделся. Это означало, что поверх футболки он надел хлопчатобумажный пиджак. Когда они пришли в ресторан, было уже довольно поздно. Большинство присутствующих сидели уже за кофе и десертами. Марго нигде не было видно.
Стоял июль, и Кембридж походил на раскаленную духовку, поэтому вместо аперитива пара заказала холодный чай. Поскольку впереди у них был долгий день редакторской правки, в разговоре за столом они ограничились беседой на посторонние темы.
– Над чем работает теперь ваш муж?
– Ничего серьезного. Наш месяц на Кейпе посвящен исключительно легкому чтению.
– А, рациональный академический стиль. Никакого принуждения. Жаль, что я не могу преодолеть инстинкт графомана. Мне необходимо печататься. У вас есть дети?
Этот невинный вопрос резко вывел ее из состояния временной амнезии, которым она наслаждалась.
– Мм-м, да, – отвечала она после секундной паузы. – Две девочки, девяти и двенадцати лет. А у вас?
– Двое. Вполне взрослых. Сын изучает медицину в Оксфорде. Джемма пока еще дома с моей бывшей женой, но этой осенью она начинает какой-то курс сравнительного литературоведения в восточной Англии. Не думаю, чтобы они скучали по отцу, но боюсь, что я по ним скучаю.
– Вы, наверно, часто бываете в Англии по делам госдепа?
– О, сутки-другие время от времени. Я звоню им, но они всегда чем-то слишком заняты. Я полагаю, здесь сыграло свою роль влияние жены.
– А у вас очень плохие отношения – или мне не следовало задавать такой вопрос?
– А почему нет? Да, у нас очень плохие отношения. Она не могла простить мне присоединения к утечке мозгов из Британии. Не то чтобы она имела что-то против Америки – она никогда здесь не бывала. Заставив меня выбирать между ней и Гарвардом – никак не ожидая, что я предпочту последний, – она с тех пор не очень ко мне расположена. Я по-прежнему люблю ее, если это чего-то стоит. И я скучаю по детям. О, да я вижу, что начинаю повторяться. Простите мне мою болтовню о скучных домашних делах.
Гэвин смотрел на Шилу. Ему казалось, что это собеседнице не наскучило. Но она была талантливая, привлекательная женщина, и ему хотелось произвести хорошее впечатление.
– Мне это вовсе не скучно, – откликнулась женщина, искренне довольная возможностью поговорить о чьих-то чужих проблемах. – Вы несчастны? – спросила она.
– Разве у меня несчастный вид? – Мужчина, казалось, был не готов к такому вопросу.
– Нет, конечно, нет, – сказала она поспешно. – Было невежливо с моей стороны спрашивать.
– Ничуть, – возразил он. – Просто в этом не было необходимости.
Теперь удивилась Шила.
– Я не понимаю, – сказала она.
– Вы достаточно проницательны, чтобы заметить, не спрашивая. Я не успел еще закончить свой монолог, когда вы могли уже заключить, что моя гордость была – как бы это сказать – задета. С чего бы еще я стал рассказывать вам это все. Когда мы могли бы обсуждать интересующие нас обоих предметы?
Шила не знала, что сказать. Она чувствовала себя, странным образом, польщенной. Женщина никогда не считала себя проницательной, кроме как по отношению к Бобу и детям. Но Гэвин явно старался ей льстить. В конце концов, он не зря пользовался репутацией обольстителя.
Когда она открыла сумку с намерением достать кредитную карточку, мужчина положил руку ей на руку.
– Что это вы делаете? – спросил он.
– Плачу по счету, – отвечала она. – Это обязанность «Гарвард пресс».
– Прошу вас, я настаиваю. Все, чем мы были заняты, было обсуждение моих семейных обстоятельств.
– Нет. Мне нравится пользоваться своим счетом для деловых расчетов. Это придает мне сознание собственной важности.
Женщина высвободила руку из его руки, достала карточку, подозвала официанта и расплатилась.
– Благодарю вас, Шила, – улыбнулся Гэвин. – Вы всегда настолько убедительны?
– Только когда речь идет о моей работе, – улыбнулась она ему в ответ.
К половине шестого они тщательно проработали четыре главы, отмечая на полях все, что нужно было пересмотреть или, по меньшей мере, проверить. Шила почувствовала, что устала.
– Вам придется извинить меня, Гэвин, – сказала она, с трудом подавляя зевок, – но мне предстоит долгая дорога домой. Я могу прочитать остальные главы, ксерокопировать страницы, нуждающиеся в пересмотре, и отослать их вам в Вашингтон…
Мужчина взглянул на нее поверх очков.
– Вам придется этим заняться?
Она кивнула.
– Меня ждет семья. В любом случае, важно то, что мы встретились и пришли к согласию по поводу изменений.
– Да, – сказал Гэвин. – Я очень рад, что мы встретились.
Она начала собирать бумаги и складывать их в свою папку на молнии.
– Шила, – он встал и смотрел на нее сверху вниз, – так как «Гарвард пресс» в вашем лице так мило пригласил меня на ланч, я хотел бы ответить приглашением вас на обед.
Женщина подняла глаза. На нее особое впечатление в течение всего дня производила не его импозантная внешность, а его манера. Терпеливая и добродушная ирония без цинизма.
– Мне на самом деле нужно возвращаться, – сказала Шила, надеясь, что это прозвучало не слишком категорично. – Меня ждут дома.
– Не могли бы вы им позвонить? В конце концов, мы могли бы обсудить еще кое-какую правку.
На мгновение женщина задумалась. Почему она так спешит вернуться на минное поле, которое некогда считала своим домом?
– Ну, вообще-то я могла бы остаться у подруги в Кембридже.
– Прекрасно. Позвоните им отсюда, а я заверну в кабинет к Эвелине и закажу столик.
Оставшись одна, Шила позвонила в галерею Марго.
– Милочка, ты снова в Кембридже? Не произошел ли в Кейпе взрыв?
– Нет. Мне нужно было поработать в издательстве. Если ты не возражаешь, я позвонила бы тебе попозже и попросила приюта на ночь.
– О, это замечательно. Хэл с его детьми на рыбалке. Все, что они поймают, будет скорее всего тунец, который я дала им с собой. Это значит, что мы устроим в полночь посиделки, как в доброе старое время. Увидимся за обедом?