Мужчина, женщина, ребенок
Шрифт:
– А, – шепнула Бобу Николь, – нас намерен почтить своим посещением сам господин мэр.
Мужчина обнял Николь, и они расцеловались в обе щеки. Затем мэр повернулся к Бобу:
– Salut. Je m’appelle Louis. Et toi [13] ?
– Это Боб, – сказала Николь. – Профессор из Америки.
– Из Америки? – Приподнял брови Луи. – Ты за войну или против?
– Против, – сказал Боб.
– Отлично, – сказал мэр, усаживаясь без приглашения. – По этому поводу надо выпить. – Он сделал знак официанту принести его обычный мускат. Затем мужчина закурил и снова адресовался к гостю Николь:
13
Salut. Je m’appelle Louis. Et toi? (Фр.) – Привет, меня зовут Луи, а тебя?
– Итак, Бобби, что ты думаешь о нашей революции?
– На самом деле, все, что я видел, это дубинку полицейского.
– Они его ударили? – спросил Луи у Николь.
Девушка кивнула:
– Это было рано утром, и им нужно было разогреться.
– Свиньи, – пробормотал Луи. – Лучше бы они поискали мерзавцев, бросивших бомбу в Джи-Си-Ти.
– Это что такое? – спросил Боб у Николь. Он смутно припомнил, что Харрисон говорил о какой-то бомбе.
– Это наш крупный профсоюз, – отвечала девушка. – Несколько дней назад кто-то бросил туда коктейль Молотова.
– Свиньи, – ворчал Луи. – Но я скажу тебе, Бобби, на этот раз выиграют рабочие. Правительство их боится. Греннельское соглашение будет первым шагом в этом неизбежном процессе. Кстати, что ты думаешь о Помпиду?
– Я полагаю, у него есть все основания нервничать, – отвечал Боб.
Луи рассмеялся.
– Нервничать? Да у него не осталось сухой пары штанов. На этот раз рабочие заставили этих господ в Париже проснуться. Мы здесь не глухая рыбацкая деревушка. У нас кругом промышленные районы. В Фронтиньяне строят нефтеперегонные заводы. И мы производим engrais.
– Что такоe engrais? – спросил Боб у Николь.
– Удобрения, – отвечала она.
– Николь, – сказал Луи, – говорил я тебе, какой фантастический лозунг я придумал для производителей engrais? Послушай: «Не будет денег, не будет дерьма». Здорово? – Он самодовольно захохотал.
– Это – это оригинально, – откликнулся Боб.
– Послушай, – произнес Луи, резко меняя тему. – Мне нужно встретиться с моими товарищами. Приходите завтра на ланч с Марией-Терезой и со мной.
– Я… я возвращаюсь в Штаты, – сказал Боб.
– Разве только если у тебя отрастут крылья, – сказал мэр. – Пролетариат держит страну за яйца. И мы намерены заставить этих жирных котов в Париже попотеть как можно дольше. Так что видишь, больше ничего не остается делать, как пить и говорить о политике. Этим мы завтра и займемся. Чао, Бобби. Пока, крошка. – Он поцеловал Николь и отошел.
– Интересная личность, правда? – сказала Бобу Николь. – Можешь себе представить, чем стала бы Франция, займи он место де Голля?
– Да, – улыбнулся Боб. – Она стала бы Италией.
Николь засмеялась.
– Вы шутник, – сказала она.
– Нет, я думаю, я немного пьян. Следовало ли мне вообще пить это вино?
– Не беспокойтесь, – сказала девушка. – При вас врач.
Боб отпил еще глоток муската Луи и посмотрел вопросительно на Николь.
– Вы начали объяснять, почему вы никогда не выйдете замуж.
Она пожала плечами:
– Я просто знаю, что не выйду.
– Но почему?
– Может быть, я сумасшедшая, но я думаю, что семейная жизнь не для всех. Во всяком случае, не для меня. Я слишком люблю независимость, но это еще не означает одиночество.
– Я уверен, – перебил ее Боб, – такая привлекательная женщина, как вы… – он остановился. Мужчине не хотелось, чтобы его слова обнаружили, насколько он поражен ее красотой. – Вам не захочется когда-нибудь иметь детей?
– Я думала об этом. Я полагаю, они у меня будут. Если я найду кого-то, кто мне понравится настолько, чтобы завести с ним ребенка.
– И вы будете одна его растить?
– А почему бы и нет?
– Это какой-то… чересчур передовой взгляд.
– Вы хотите сказать «небуржуазный»? Я думаю, у меня хватит сил одной растить ребенка. И Сетэ определенно небуржуазное место. Выпьем еще?
– Спасибо. Я уже выпил более чем достаточно.
– Выпейте еще. Я же за рулем.
Не то чтобы Боб был пьян, но он чувствовал, что теряет контроль. Мужчина старался вести абстрактную и невинную беседу: о конгрессе в Монпелье, о Герберте Харрисоне, о книге, которую редактирует Шила.
– Вы, должно быть, очень ее любите, – произнесла Николь.
– Из-за нее я верю в брак, – отвечал Боб.
– Я завидую вашей вере, – сказала Николь Геран, и впервые ее манера показалась ему грустной.
Николь и Боб выпили кофе. Становилось поздно. Местечко затихало.
– Мне действительно нужно возвращаться, – сказал Боб.
– Да, – согласилась женщина и встала. – У вас неловкий вид. Это либо усталость, либо ваша рана или моя личность.
Боб подумал, что ему нужно протестовать, но ее тройной аккуратный диагноз был неоспорим.
– Пошли, – сказала Николь. – Через двадцать минут вы будете в постели.
Луна освещала шоссе. Женщина выбрала другой обратный путь, чтобы показать Бобу побережье перед возвращением в Монпелье.
– Завтра я покажу вам леса и известняковые отложения. Это, конечно, не Гранд Каньон, но в них есть некая дикая красота. Впрочем, вы увидите.
Увижу ли я? Придется ли мне снова испытать искушение уже при свете дня, думал Боб. Он не отвечал, надеясь, что своим молчанием вынудит ее отказаться от дальнейших планов.
– Видели эти пляжи, мимо которых мы проезжали?
– Да. Они очень красивые. Белые.
– И пустые. Вода вас привлекает?
– Да. – Боб продолжал соблюдать приличия.