Мужчины свои и чужие
Шрифт:
– Миссис Пейдж пришла в восторг, когда узнала, что у Кирстен новый дом в Каслноке, – продолжала Анна-Мари. – Я рассказала ей, что там пять ванных комнат и что у Патрика новая машина, как ее… как она называется?
– «Лексус», – помог Джимми.
– Вот-вот. «Разве на замечательно все у нее складывается?» – спросила я. И еще я ей сказала, что Кирстен больше не приходится работать, но она все равно участвует в сборе средств на проект по охране окружающей среды…
Эмма могла бы написать книгу под диктовку матери о поразительных достижениях своей сестры. Кирстен удалось выиграть по трем позициям сразу: она отхватила себе в мужья невероятно богатого биржевого
Хотя Эмма очень любила Кирстен – они были погодками и выросли практически как близнецы, – ей до тошноты надоело слушать о замечательной благотворительной деятельности сестры. На самом деле она твердо знала, что Кирстен заинтересовалась проектом по защите природы только потому, что надеялась встретить там Стинга и могла бы говорить об этом с другими дамами за чаем. Эмме также надоело, что Кирстен и Патрик умудряются самыми разными способами избегать всех воскресных обедов с родителями, тогда как она и Пит вынуждены два раза в месяц по меньшей мере семь часов слушать разглагольствования на тему: «Что не так в современном мире – личное мнение Джимми О'Брайена». На подъезде к аэропорту Анна-Мари засуетилась.
– Надеюсь, у Кирстен все будет в порядке. Она мне сказала по телефону, что Патрик уезжает.
Эмма возвела глаза к небу. В отличие от нее, Кирстен умела выживать в любых обстоятельствах. Оставьте ее зимой на северном склоне горы с одной палаткой, и она через сутки объявится с великолепным загаром, кучей новых тряпок и длинным списком телефонов всяких интересных людей, встретившихся ей по дороге. У всех у них яхты, виллы в Альпах, персональные тренеры и «Ролексы». Неделя без Патрика означала, что Кирстен сможет распоряжаться кредитной карточкой, и каждый ее день будет заканчиваться в каком-нибудь ночном клубе за водкой с тоником в компании с томным вздыхателем. Эмма не думала, что ее сестра изменяет своему надежному и положительному мужу, но пофлиртовать она, без сомнения, любила.
– Все с ней будет в порядке, мама, – сказала она сухо.
В аэропорту отец высадил их вместе со всем багажом и отправился ставить машину на стоянку. Анна-Мари сразу же запаниковала. В присутствии мужа она была спокойной и самоуверенной, но немедленно начинала волноваться, как только он исчезал из вида.
– Мои очки! – простонала она, когда они встали в очередь на посадку. – Мне кажется, я их забыла!
Расслышав истерическую нотку в голосе матери, Эмма мягко взяла ее за руку.
–•Давай посмотрим в твоей сумке, мама.
Анна-Мари кивнула и сунула ей бежевую кожаную сумочку. Очки в стареньком футляре оказались на месте, достаточно было только взглянуть.
Но мать не успокоилась.
– Уверена, я что-то забыла, – сказала она и замолчала, закрыв глаза, как будто мысленно пробегала список. – А ты ничего не забыла? – внезапно спросила она.
Эмма покачала головой.
– Гигиенические пакеты, например, – прошептала мать. – Неизвестно, можно ли там все это купить. Уверена, ты забыла. Я собиралась купить и для тебя утром в магазине, но миссис Пейдж меня отвлекла и…
Месячные должны были начаться через четыре дня, и Эмма надеялась, что на этот раз они не придут. Это будет означать, что она беременна! Обычно ее соски не бывали такими чувствительными. Никогда. Вот она и выбросила все необходимое из чемодана, боясь сглазить удачу.
Тут подошел отец, раздраженно разглагольствуя о том, как далеко ему пришлось запарковать машину, и Эмма умудрилась даже изобразить сочувствие.
– Все
«Успокойся! – уговаривала она себя. – Не дай ему тебя достать. Теперь ты сможешь с ним справиться – ведь тебя греет надежда. Ребенок». На этот раз Эмма не сомневалась, что беременна. Она была уверена – и все!
3
Пенни лежала на кровати, зажав передними золотистыми лапами наполовину изжеванного медведя, и злобно таращилась на Лиони. Казалось, эти огромные карие глаза не способны выражать ничего, кроме безмерной собачьей любви, но Пенни была собакой особенной. Помесь Лабрадора с ретривером, она была настоящей личностью, с настоящими человеческими чертами, которые пускала в ход главным образом для того, чтобы заставить хозяйку чувствовать себя виноватой. Лиони вспоминала, что она все же собака, только когда Пенни впадала в экстаз при бряканье своей миски. «Хотя, – думала Лиони, – с чего это я взяла, что проявление голода характерно только для собак? Я и сама ем как свинья». Собаки и их хозяева неизбежно чем-то напоминают друг друга, вот и Пенни была несколько толстоватой обжорой и любительницей сухого корма – под стать своей хозяйке, крупной блондинке с увесистым задом, обожавшей печенье. Лиони вытащила из дальнего угла комода старый саронг и сунула его комком в угол чемодана, где уже лежали несколько ее любимых ярких шелковых блузок. Пенни, с надутым видом наблюдавшая за ней с кровати, презрительно фыркнула.
– Знаю, знаю, лапочка, – вздохнула Лиони, села на кровать и погладила свою строптивую собаку. – Я ненадолго. Какие-то восемь дней. Мамочка скоро вернется. А тебе, дорогая, Египет наверняка бы не понравился. Там слишком жарко.
Однако Пенни, которую семь лет безумно обожали и безудержно баловали, отказалась мириться. Она выдернула голову из-под руки Лиони и фыркнула, давая понять, что простым поглаживанием не обойтись и что неплохо бы было отведать собачьего печенья для поднятия духа.
И Лиони – та самая Лиони, работавшая в ветеринарной клинике, которая всего лишь накануне объясняла владелице китайского мопса, что собаки жуткие шантажисты и ни в коем случае нельзя давать им человеческую еду, сколько бы они ни клянчили за столом, – поспешила на кухню и принесла оттуда печенье.
Пенни приняла подношение подобно персидской царевне, засыпала крошками все покрывало и тут же снова начала дуться.
– Наверное, мне не следует ехать! – в отчаянии воскликнула Лиони, думая о том, что не сможет оставить Пенни, Кловер и Германа на целых восемь дней.
Она собиралась отправить животных к своей матери, которая души в них не чаяла, позволяла Пенни спать на постели и кормила ее тщательно приготовленной телячьей печенкой. Но Кловер, любимая кошка Лиони, не уживалась с кошками Клер, поэтому наверняка просидит все время ее отсутствия, забившись в угол, устроит голодную забастовку и совсем, отощает к ее приезду. Даже Герман, хомячок детей, приуныл, когда его роскошную клетку перевезли в дом Клер. И все же… нельзя было сказать, что она их всех бросала.