Мужей много не бывает
Шрифт:
Он там и находился – добротный пятистенок с резными наличниками, окаймляющими темные провалы окон. Ни собаки, ни живности никакой по двору не шастало, что немного меня встревожило. Я долго отчаянно колотила в запертую дверь, пока за моей спиной не раздалось вежливое покашливание.
Я оглянулась. Метрах в трех от меня стояла точная копия увиденного мною ранее жителя Вязовки. Такой же лысый череп. Такой же полосатый свитер, изъеденный молью и временем. Такие же заскорузлые руки с когтями, посредством которых можно было смело карабкаться по обледенелому столбу на проводах зимы. Только вот взгляд у этого мужичка
– Нету Костьки-то, – пролопотал мужичок с полупоклоном. – Ушел Костька-то. На рыбалку ушел.
– Черт! – против воли вырвалось у меня. – А когда вернется?
– А хто же его знает-то? – озадачился мужичок и почесал лысину. – Костька-то, он, гад, нелюдимый. Когда ушел, когда пришел, ничего и никому. Смотришь токмо, он свет загорелся в окнах. Значится, дома. А ежели света нету, значится, на рыбалке. У него оттого и собаки нету и куриц никогда не водил, потому как мотушки одни на уме. Ага, значится, свет когда горит...
Дядька, обутый в резиновые калоши, надетые на босу ногу, топтался на месте и не уходил. Подумав, я решила наградить его за словоохотливость и сунула две десятки в его грязные ладони.
– Вот, это вам. Спасибо...
– Тебе спасибо, девонька, – суетливо засеменил он рядом со мной. – Ишь, как хорошо-то. Щас первачком разживуся. Эх, красота!
Я слушала и не слушала его, усаживаясь в машину, а он все не уходил, отираясь рядом. Наконец, в очередной раз скребнув когтями по лысине, он, словно вспомнив что-то, поинтересовался:
– А ты чего до Костьки-то? Сродни ему, что ли?
– Да нет. Вещицу одну хотела ему вернуть. А его нет. Придется еще раз, наверное, приезжать.
– Можа, и так... Токмо света давно в оконьях ево нету. – Мужик вожделенно подул на деньги. – Э-э-э-эх, двадцаточка...
– Как давно? – Отчего-то внутри у меня все мгновенно напружинилось. – Как давно света нет в его окнах?!
– А?! – Похоже, моя настойчивость даже напугала его. Глаза забегали, цепляясь за каждый предмет на подворье Костыля. – Так давно нету-то... А хто же его знает, как давно...
– Вспомните! – властно прикрикнула я на него, боясь, что мужик, окончательно перетрусив, пустится наутек. – Как давно нет света в его окнах?!
– Так это... – Мужичок судорожно дернул кадыком и отступил на пару шагов. – Так это... Уж с год, поди света-то нету! Ужо как год. Ребята лазили в дом, думали – помер он в бобылях-то. А там пусто. Как ушел на рыбалку с год назад, так и не возвертался...
Все. Больше мне здесь делать было нечего. Я узнала все, что хотела. Вернее, все, чего так боялась.
Итак, и он тоже. Что такого он мог видеть в ту ночь?! Кто забрал его жизнь из опасения быть разоблаченным?! Кто еще знал о нем, кроме меня?!
Дашка... Эта тварь была со мной на противоположном берегу, когда дядя Костя удил там рыбу. Она не могла не запомнить его, потому как он обругал нас за внезапное вторжение. Это что же тогда получается?..
Я даже притормозила от внезапного холодка, что невидимым кулаком ударил мне в живот. Уронила голову на руль и попыталась собраться с мыслями. Попыталась уговорить себя не торопиться, не пороть горячку. Но как я ни старалась убедить себя, что для окончательных выводов время еще не пришло, в моем сознании обвинительный приговор
Итак, во всем виновата она, и только она. Ну почему мне это раньше не приходило в голову?! Почему я мучила себя целый год? Почему отрицала существование таких очевидных вещей, как мотивы для совершения убийства? А теперь их уже не одно, а два. И по всему выходит, что бедолага-рыбак поплатился за свое неуемное любопытство, что-то или кого-то выследив в свой злосчастный бинокль. Скорее что-то, поскольку кого, я уже знала.
Плевать мне было на доводы рассудка, нашептывающего мне, что видеть Костыля мог любой, кто отдыхал вместе с нами в те дни в пансионате. Что воспользоваться катамаранами или надувными лодками не возбранялось никому. Что в конце концов этот бинокль мог быть им утерян, а сам он мог сгинуть на какой-нибудь проселочной дороге и очутиться затем в одном из городских моргов, как лицо неустановленное, с номерной биркой на большом пальце ноги.
Нет, я ничего этого не слышала. Я слышала только отчаянный клич своего сердца, призывающий меня воздать кое-кому по заслугам.
– Око за око... – бубнила я, накручивая баранку руля по пути домой. – Ты еще узнаешь меня, гадина... Мы еще с тобой встретимся...
Как и с чего нужно начинать собственное расследование, я еще плохо себе представляла. Главной для меня сейчас была цель, а уж о средствах и путях ее достижения я в тот момент не задумывалась. Во мне в тугой клубок сплелись ненависть, боль, отчаяние, скорбь, желание быть отомщенной. И над всем этим незримо витал ненавистный мне облик девушки, которая походя разрушила мою жизнь.
Теперь ей воздастся так, что мало не покажется.
Глава 6
Лариска сидела на полу собственной кухни и исподлобья наблюдала за моими метаниями.
– Понимаешь, Ларочка, это след! – восклицала я с воодушевлением, которое понемногу подтачивалось ее насупленным взглядом. – Пусть ты окажешься права и я вытащу пустышку, но нельзя не попробовать, если меня что-то подталкивает!
– Знаешь, что тебя подталкивает? – Подруга тряхнула головой, снимая тюрбан из полотенца и пропуская сырые пряди волос сквозь пальцы. – Уязвленное самолюбие, и больше ничего. В тебе вдруг пробудилась твоя неотомщенная ревность, уж не знаю, кем разбуженная. Год ты прозябала в спячке, теперь начала работать локтями. Зачем?! Что ты с этого поимеешь? Зачем тебе этот геморрой?
– А ты не понимаешь? – Хотелось бы мне произнести это без горечи, да не получилось. Голосок завибрировал, съехав с тональности энтузиазма, и в нем отчетливо зазвенела слеза. – Я целый год прожила словно под наркотой. Кротов, говнюк, чуть что – укольчик, лапуня... Тьфу, козел!
– Ну, договорилась! – Лариска взяла в руки горсть вылущенной фасоли и, подув на нее, аккуратно уложила в чистый холщовый мешочек. – Все кругом дураки, козлы и убийцы. Не хочется тебе принимать случившееся с тихой печалью. Ну никак не хочется. Тебе феерическое действо подавай! Незнамов ушел на тот свет подобным образом. Так теперь и тебе понадобилось людям кровь попортить под звук фанфар. Представляю картину: приезжаешь ты к Дашке, хватаешь ее за косы и давай трепать и приговаривать – сознавайся, гадина! А она губы развесит и покается! Нормально, нет?!