Мужики и бабы
Шрифт:
– Дай хоть на четушку! Иначе повешусь у всех на глазах. А причиною тому – твоя гулящая жизнь. Дай, ради Христа! – орал он напоследок, подойдя к окну.
Фешка, добрая душа, не выдерживала, давала ему откупную, Мишка сворачивал веревку и спокойно уходил к себе в баню. Продолжалось мирное житье до новых вспышек ревности.
На этот раз собрались без помех; пришла Анна Ивановна Прошкина, судья Радимов и Соня с Кречевым. На столе красовалась стеклянная кринка самогонки, подкрашенная клюквенным соком, тушеная гусятина с
– Ты чего, на свадьбу, что ли, навертела пельменей-то? – спросил Радимов хозяйку.
– А что нам, холостякам! – сказала Фешка, поблескивая глазенками. – Что ни гулянье – то и свадьба. Пей, Кузьма, ешь! Однова живем.
– Ах ты, едрена-матрена! Да ты как погремушка отзываешься. А ну-ка, погреми еще! – Радимов ахнул ее ладонью ниже спины, как лопатой по тесту ударил – бух!
– Ой, лошак сивый! – скривилась Фешка. – Ты мне два ребра вышиб.
– Иде они у тебя, ребра-то растут? Тут, что ли? – обхватил он ее за талию. – Аль пониже?
– Уйди, лошак! – притворно обиделась Фешка и обоими кулаками замолотила ему по груди.
Радимов только похохатывал, как от почесухи. Фешка опустила руки и сказала с досадой:
– Он и не чует.
– Его бить – только руки об него отколачивать, – сказала Прошкина.
– А ты пробовала? – спросил Радимов, подмигивая ей.
– Одна попробовала да родила, – угрюмо ответила Прошкина.
– Говорят, тебе это не грозит. Будто ты сам с усам, – гоготал Радимов.
– А ты что, в баню со мной ходил?
– По баням у нас Мишка Сапогов специалист.
– Ты Мишку не поминай на ночь глядя. Не то накаркаешь – он прилетит и всю обедню нам испортит, – сказала Фешка.
– Ну уж дудки, брат! Пока эти пельмени не съедим, я не вылезу. Меня и канатом не вытянешь из-за стола.
Самогонку разливал Радимов, весело разливал, с прибауточками, чокался со всеми и приговаривал:
– Лей, да пей, да заедай, да про меня не забывай. Ах, рыжая девчонка игривее котенка…
И все норовил ухватить Фешку то за коленку, то за бедро, то выбирал иное место, помягче.
– Кот кичига, вот те лен, вот те сорок веретен… А ты пряди попрядывай да на меня поглядывай.
Могучего сложения, губастый, носатый, с редкими отметинами оспы на лице, с густыми непослушными волосами, торчащими во все стороны, как щетина на кабане, Кузьма Радимов являл собой образчик несокрушимого здоровья и самоуверенности. Даже Кречев перед ним казался застенчивым и немного растерянным, и самогонка его не веселила.
– Ты чего такой кислый? – спросил его Радимов.
– Так что-то, настроения нет, – покривился тот.
– Да уж признайся, здесь все свои люди, – сказала ему Соня, вся пылающая от выпитого.
– А что такое, Паша? – спросила Фешка, посмеиваясь. – Иль тятька жениться не велит?
– Да он боится… – прыснула Соня.
– Кого, тебя, что ли? – огрызнулся
– Боится на эту самую итить… на конфискацию.
– Ого! Это кого ж потрошить задумали? – спросил Радимов.
– Клюева, Федота Ивановича, – нехотя ответил Кречев, сердито глядя на Соню.
– Это твоего активиста, что ли? – удивилась Фешка.
– Был активистом, но еще в августе вывели его из членов сельсовета.
– И правильно! – сказала Фешка. – Он же кулачина. Богатей!
– Какой кулачина! Говорят, из лаптей сроду не вылезал. Только и поднялся на ноги в последние годы.
– Ну и что? – сказала Фешка. – Мало ли кто в бедняках ходил. Раз поднялся до запретного барьера – стричь его без разговоров.
– Легко сказать – остричь… Он со мною два года бок о бок работал.
– Ты сам-то его не трогай, голова два уха, – сказал Радимов. – Ты стой на командной высоте и за порядком следи, а подручные разнесут.
– Кто эти подручные? Левка Головастый да Сима-милиционер. Они сами, как утята, в закуток полезут, ежели что.
– А Зенин? – спросила Фешка.
– Он пойдет Алдонина громить. А мне Клюева подсунул. Знает, стервец, что я с ним работал.
– Послушай-ка, – сказала Фешка. – Возьми нас с Анюткой. Мы тебе так распишем и распродадим, что ты и глазом не успеешь моргнуть. Пойдем, Анюта? – обернулась к Прошкиной. – Надо ж нам руку набивать на классовом враге. – И пьяно захохотала.
– Пойдем. Отчего ж не помочь человеку, – согласилась Прошкина.
– Кузьма, пошли с нами!
– А что ж, и пойду.
– Пошли! Всем скопом. Мы им покажем, как дела делаются, – шумела Фешка. – Тебя поставим за прилавок. Ты цены будешь назначать, а мы с Анютой сбивать их станем. Как на этом самом, на укционе. – И запела: – Эй, комроты! Даешь пулеметы! Даешь батареи, чтоб было веселея! Налей, Кузьма! Выпьем за всеобщую борьбу. Ты борец или не борец?
– Погоди, вот разбредемся по углам, тогда узнаешь, – ухмылялся Кузьма, разливая самогонку.
Эта неожиданная поддержка обрадовала Кречева: хорошо идти с такой компанией, за широкой спиной Радимова да вслед за этими горластыми сороками и ему вроде бы сподручнее, думал он. А что? Не он же всю эту бузу затеял. Он сам не волен проводить и отменять такие штуки. Есть и повыше его власти. Они ударили с Радимовым по рукам и выпили за успех завтрашнего дела.
В самый разгар веселья кто-то сильно постучал в двери. Все разом стихли и молча глядели на Фешку.
– Что такое? – спросил наконец Радимов, трезвея.
– Не знаю… Может, кто из соседей, – ответила Фешка, вставая. Ее качнуло, она ухватилась за спинку стула и растерянно улыбнулась.
– Если Мишка вернулся, не пускать! – приказал Радимов. – И других не пускать! Никого! – крикнул ей вслед.
С минуту все так же напряженно молчали, ждали ее возвращения. Наконец она вернулась и сказала: