Мужики
Шрифт:
У Доминиковой было тихо и пусто. Старуха лежала в жару и стонала, а Ягусе уже не сиделось на месте, она выходила то на порог, то на улицу возвращалась и опять долгими часами с тоской глядела в окно. Шимек все в той же позе сидел в садике, и только один Енджик не потерял головы и принялся готовить обед на другой половине избы.
Немного погодя, после обеда, к ним пришла Ганка. Она держала себя как-то странно: обо всем расспрашивала, очень жалела больную, но все время украдкой следила глазами за Ягной и озабоченно вздыхала.
Забежал
— Пойдешь с нами к немцам?
— Земля моя, от отца досталась, с места не сойду! — твердил свое Шимек.
— Настуся тебя ждет, — ведь вам надо отнести ксендзу деньги на оглашение.
— Не пойду никуда… Земля моя…
— Ну и сиди, осел! Никто тебя за хвост не тянет… Сиди хоть до завтра! — рассердился Матеуш. И, увидев, что Ганка уходит, присоединился к ней, даже не взглянув на провожавшую ее Ягусю. Они пошли берегом.
— Что, Рох вернулся из костела? — спросил Матеуш.
— Вернулся. У нас уже много мужиков дожидается…
Матеуш оглянулся. Ягна смотрела им вслед. Он быстро отвернулся и спросил тихо, не глядя на Ганку:
— Правда, что ксендз нынче с амвона кого-то отчитывал?
— Ведь ты был в костеле и слышал, зачем же меня за язык тянешь?
— Я пришел уже после проповеди. Мне рассказали, да я не поверил, думал, что врут так, шутки ради.
— Правда это. И не одну честил, а двух… даже кулаками махал… Позорить на людях и камень бросать в других — на это все мастера!.. А вот помешать греху никто не спешит! — Ганка была глубоко расстроена и зла. — Войта небось ни словом не задел, а ведь он тут всех больше виноват! — добавила она, понизив голос.
Матеуш смачно выругался и хотел еще что-то спросить, но не хватило духу. Они шли молча. Ганку вся эта история сильно задела. "Конечно, Ягна грешна, и ее надо бы наказать, но корить ее с амвона, при всем народе, чуть не называя по имени, — это уж слишком! Она жена Борыны, а не какая-нибудь потаскуха", — думала она с досадой. "Что там между ними было — это их дело, а посторонним соваться нечего!"
— Ни Магды, ни Мельниковых работниц он не срамил, а все знают, как они себя ведут! И дворовым из Воли тоже не грозит с амвона кулаками… Про глуховскую помещицу всему свету известно, что она с батраками путается, а небось насчет нее он помалкивает! — говорила она с глубоким возмущением.
— А правда, что он и про Терезу поминал? — спросил Матеуш тихо.
— Да, про обеих, и все сразу догадались, о ком он говорит.
— Кто-то его, должно быть, натравил! — Матеуш с трудом сдерживал волнение.
— Говорят, это Доминиковой работа, а может, и Бальцерковой. Одна отплатила тебе за Шимека с Насткой, другая хочет перетянуть тебя к своей Марысе.
— Так вот где раки-то зимуют! А мне и в голову не пришло!
— Мужики все дальше своего носа не видят!
— Напрасно Бальцеркова старается! Как бы ей еще не досталось от Терезки… А Доминиковой назло Шимек обязательно женится
— Они свои делишки обделывают, а из-за них невинные страдают! — уныло отозвалась Ганка.
— Каждый рад другого со свету сжить! Просто невмоготу становится жить в Липцах!
— Когда Мацей был здоров, он все улаживал, люди его слушались…
— Да, а войт этот — пустомеля, дубовая башка, и как может его народ уважать, когда он такие коленца выкидывает! Хоть бы Антек вернулся!
— Вернется он, скоро вернется! Но кто его станет слушать? — глаза у Ганки заблестели.
— А мы с Гжелей и хлопцами уже насчет этого толковали. Как только он придет, мы вместе наведем в деревне порядок. Увидите!
— Да, пора, пора: все разъезжается, как колеса без чеки!
Они дошли вместе до избы Борыны. Во дворе уже собралась целая толпа.
Решено было, что пойдет человек десять хозяев и самые бойкие из парней, но неожиданно вся деревня захотела идти, как тогда в лес. Те, кто собрался, с нетерпением ожидали остальных.
— Войт тоже должен идти с нами! — сказал один из парней, строгая палку.
— Начальник его в уезд вызвал. Писарь говорит, будто велено собрать сход и утвердить школы в Липцах и Модлице.
— Пусть собирает — ведь все равно не утвердим! — засмеялся Клемб.
— Того и гляди наложат новую подать с морга, как в Долах!
— Обязательно наложат. Да ведь если начальник прикажет, придется платить, — сказал солтыс.
— А с какой стати он будет нам приказывать? Пускай лучше своим стражникам приказывает, чтобы вместе с ворами не крали!
— Больно ты дерзок, Гжеля! — остановил его солтыс. — Многих уже язык завел дальше, чем им хотелось!
— А я буду говорить, потому что законы знаю и не боюсь начальства! Это только у вас, баранов, поджилки трясутся от страха перед всякой рванью! — закричал Гжеля, смущая всех такой смелостью. Многим даже страшно было его слушать. А Клемб сказал:
— Школа эта нам ни к чему. Мой Адам целых два года ходил в Волю. Возил я учителю картошку мешками, жена ему к празднику масла да яиц дала, а что толку? Учился хлопец, учился, а до сих пор молитв по книжке прочитать не умеет и по-русски тоже — ни бельмеса! Младшие одну зиму проучились у Роха — и уже не только печатное, даже писаное разбирают.
— Так надо Роха нанять, пусть всех учит, а школа ребятам нужнее, чем башмаки, — вмешался Гжеля.
Солтыс вошел в толпу и сказал вполголоса:
— Лучше Роха не найти, знаю, он и моих учил… да нельзя! Начальство, видно, уже что-то пронюхало. Он у них на примете… Урядник встретил меня в канцелярии и долго расспрашивал про него… Я, конечно, больше отмалчивался — так он даже на меня осерчал и стал говорить, что ему, мол, хорошо известно, что Рох у нас детей учит и раздает людям польские книжки и газеты… Надо будет Роху сказать, чтобы был поосторожнее…