Мужики
Шрифт:
— Петрик! Вставай, дождь идет! Беги скорее клевер сгребать, пока он не перемок совсем! Витек, лентяй ты этакий, выгоняй коров! В деревне уже всех выгнали! — кричала она сердито, выпуская из хлева гусей, которые, радостно гогоча, побежали плескаться в лужах.
Ганка выгоняла во двор свиней, когда пришел кузнец. Они столковались, что нужно купить для завтрашних поминок, кузнец взял деньги, чтобы сейчас же ехать в местечко, но, уже сидя в бричке, подозвал Ганку и сказал вполголоса:
— Ганка, дай мне половину,
Она покраснела, как свекла, и запальчиво крикнула:
— Бреши хоть перед целым светом! Ишь, сам на всякую подлость готов, так и других на свой аршин мерит!
Кузнец только глазами сверкнул, подергал усы и, хлестнув лошадей, уехал.
А Ганка ретиво принялась за работу. Ведь такое большое хозяйство требовало забот. Надо было немало поработать и руками и головой, чтобы со всем управиться. И скоро ее повелительный голос, как всегда, раздавался уже во всех углах двора.
Около Борыны зажгли две новых свечи и прикрыли его простыней. Агата все еще бормотала над ним молитвы и подсыпала на уголья можжвевеловых ягод.
Ягуся пришла от матери только после завтрака. Ей было жутко в комнате, где лежал покойник, и она растерянно слонялась по двору, часто поглядывая на Матеуша, который перешел работать в овин. Гроб был уже готов, и он малевал на крышке белый крест, когда Ягна остановилась у входа.
Она молчала, со страхом глядя на черную крышку гроба.
— Вдова ты теперь, значит, Ягусь! — сказал Матеуш с участием.
— Да, вдова, — отозвалась она тихо, со слезами в голосе.
Матеуш смотрел на нее с искренней нежностью: она исхудала, была бледна как полотно, и выражение лица у нее было жалобное, как у обиженного ребенка.
— Да, такова уж судьба человеческая, — сказал он грустно.
— Вдова, вдова! — повторила Ягуся, и голубые глаза ее наполнились слезами, тяжелые вздохи разрывали грудь. Она убежала за дом и, стоя под дождем, плакала так долго и горько, что даже Ганка сжалилась над нею, увела ее в комнату и пыталась успокоить и утешить.
— Слезами горю не поможешь… Нам нелегко, а уж тебе, сирота, и подавно! — говорила она ласково.
— Слезы слезами, а году не пройдет, как пропою на ее свадьбе такого "Хмеля", что ошалеет! — насмешливо сказала Ягустинка.
— Не время теперь шутки шутить! — осадила ее Ганка.
— Правду говорю. Красавица она, молодая, богатая — да ей палкой придется женихов разгонять!
Ягна ничего не ответила, а Ганка вышла во двор отнести поросятам корм и опять стала глядеть на дорогу.
"Что такое случилось? — думала она с тоской. — Его еще в субботу должны были отпустить, а сегодня понедельник — и ни слуху ни духу!"
Но печалиться было некогда — надо было сгребать остаток сена и весь клевер, так как дождь все усиливался и лил уже без передышки.
А
Когда семья Борыны вернулась из костела, им показалось в комнатах так пусто, жутко и тихо, что Кузька разрыдалась, а Ганка сказала Ягустинке, убиравшей избу:
— Ведь он столько времени лежал, как труп, а все-таки в доме чувствовался хозяин!
— Вот вернется Антек, и опять будет в доме хозяин, — льстиво отозвалась старуха.
— Ох, поскорее бы вернулся! — вздохнула Ганка.
Но, посмотрев в окно на серую завесу дождя, который все лил и лил, она еще раз-другой вздохнула, отерла слезы и принялась подгонять всех:
— Скорее, скорее, люди! Кто бы ни помер, хоть самый большой человек, — канет, как камень в воду, и никто уже его не вернет. А земля не ждет, над ней надо трудиться.
И повела всех окучивать картофель. Только Юзя осталась дома присматривать за детьми. Она к тому же была нездорова и все еще никак не могла успокоиться. Лапа ни на шаг не отходил от нее, а питомец Витека, аист, как часовой стоял на крыльце на одной ноге.
Теплый дождь, мелкий, но частый, не утихал ни на минуту, и птицы перестали петь, все притаилось, затихло и, казалось, заслушалось этого немолчного, звонкого шепота капель. Только изредка кричали гуси, плескаясь в синих лужах.
А перед самым закатом выглянуло яркое солнце и зажгло красные огоньки в лужах и каплях.
— Завтра уж наверняка ведро будет! — говорили мужики, возвращаясь с поля.
— Хоть бы он еще шел! Такой дождь — чистое золото!
— Картошка чуть было не пропала совсем!
— А овес! И его спалило…
— Всему дождик на пользу пойдет!
— Эх, если бы так хоть дня три лил! — вздохнул кто-то.
Дождь шел все так же ровно и тихо до самой ночи, и люди наслаждались, стоя перед хатами на прохладном благоухающем воздухе. Сыновья Гульбаса сзывали девушек и парней за деревню, на жнивье — жечь костры, потому что сегодня был канун Иванова дня. Но из-за дождя и темноты мало нашлось охотников. У леса только кое-где зажглись бледные огни.
Витек с самых сумерек уговаривал Юзьку идти с ним туда, к кострам, но она грустно отвечала:
— Не пойду, не до забав мне, ничего мне не мило…
— Да мы только зажжем, перепрыгнем через огонь и сейчас домой! — умолял Витек.
— Сиди дома, не то Ганке скажу! — пригрозила ему Юзя.
Но он все-таки убежал и вернулся после ужина, голодный, весь в грязи.
Дождь шел всю ночь и прекратился только утром, когда уже совсем рассвело и люди шли в костел на отпевание Борыны.