Музыка на Титанике (сборник)

Клюев Евгений Васильевич

Отзыв на стихи

А вот здесь – совершенно прекрасно, прекрасно и точно!Жизнь отдал бы за то и за это, но… нет, не отдам,а пойду по следам: как они там бегут быстротечнопо просёлочным всяким дорогам и по городам,как они там бегут быстротечно – и нет им порядка,нет ума им и нет ничего им, ни здесь, ни вокруг —разве только тетрадка в линейку… да тёмного предка,полоумного предка оглядка на что бы – на звук.Жизнь отдал бы, вторую отдал бы… да только не стану —а пойду погляжу, как у них там, у предков, дела:где писали ещё по линейкам, по нотному стану,нотный стан расшибая о гусли и колоколаи теряя бессмертную душу и смертное телона пути в никуда – за капризной музыкой летя,и дитя перезрелое старческим голосом пелои потом навсегда умирало, и было дитя.Жизнь отдал бы – вторую и третью… и сколько их есть там,в этой новой игре, где как часто костьми ни ложись,а возникнет окошко – с таким долгожданным известьем,что даётся тебе, бедолага, ещё одна жизнь!Значит, что же… гуляй, а как выспишься после попойки —будешь снова умён, и счастлив, и судьбы фаворит.Всё прекрасно – жаль только, что музыки нет ни копейки,в остальном же – прекрасно, божественно, что говорить!

Уроки русского стихотворства

Ты послушай, что скажу, а скажу я:есть такие воронки речевые,это ритма предначального воронки,куда предков всех подряд затянуло —в

эти самые, значит, воронки,в силлабические, значит, пучины…попадёшь туда – и будешь кружитьсядень за днём вместе с мёртвой водою,никогда уж на поверхность не выйдешь,а закружишься, закрутишься насмерть,ни отца, ни мать позвать не успеешь,ни святую Богородицу вспомнить —только будешь суетиться словами —полоумными… сначала по краю,а потом всё по стенке, по стенке —нескончаемой стенке воронки,задыхаясь торопливым дыханьем,самого себя стремясь обогнати,только нет в силлабической пучинепобедителей и нет побеждённых,ни венца нету там, ни веночка,но одно лишь сплошное зиянье —как в классическом «и у Иоанна»:пропадание всяческой опоры,драгоценной земли исчезновеньеда захлёстыванье шёлковой петли…вот и я уже, видишь, закружился,вот и я уж больше не различаюни ударных слогов, ни безударных,ни бездарных и ни даровитых,вот и я уж скольжу в неизвестность,в подневольность подводного царства —ублажаемый пением дальним,заунывным русалочьим пеоном,провожаемый светлым Антиохом,провожаемый тёмным Симеоном.

«Я давно ничего не пишу – разве только стихи…»

Я давно ничего не пишу – разве только стихи,да и то очень редко, просто до крайности редко:лишь когда не хватает, скажем, другой чепухи —пока чай не остыл и пока горит сигаретка.Много их и не надо – в год хватит трёх-четырёх,чтоб кому-нибудь дать убедиться: контора пишети на свете хватает пока дураков и дурёх,в своё время не павших – на коих эпоха пашет.Слава Богу, контора пишет… куда сдаётто, что пишет, – теперь вообще ничего не значит:все слова всё равно разлетятся, у каждого свой полёти для каждого что-то своё впереди маячит.Ничего уже не соберёшь, ничего не сличишь,и все птицы забыли давно, что такое стая:ты одна, моя ласточка, ты одинок, мой чиж —заглянув на минутку и тотчас же улетая.

Аттриция

Патриции Мортенсен

1

Путь в этот конец берёт долгое время,ибо этот конец лежит далеко.Люди приплывают сюда на паромеи позабывают своё молоко.Они позабывают фамилию нянии стихотворение Бородинои, распуская печальные нюни,смотрят в окно:где листья у дерева прозрачны и ветхи,и они скребутся в стекло и говорят,что вот перед вами Дерево Бодхи —но это заметно не каждому подряд.И всё равно не приходит озаренье,а наоборот, приходит разореньеи разочарованье в дорогих облаках,в дорогих друзьях, в славословьях, в подарках,да и кроны датские, видишь ли, в дырках…не так ли, Патриция, – или как?

2

Медленно происходящие измененьяпроще простого принимать за постоянство:от новолунья до полнолуньякак и на чём добираться – неясно.Но ходит, говорят, один челнок такой утлый,утлый челнок один такой, говорят —то есть, говорят, один челнок такой светлыйходит раз за разом назад-наперёд.Ходит раз за разом, раз за разум заходит —правда, очень редко, а почти никогда,и если, для примера, на дворе непогодит,то трудно увидеть его утлого следб.Не поймать челнока – словно рыбку без труда,на него народу целая чехарда,но когда ты на нём поплывёшь, то заметишь,как у норны мелькают руны в руках.А впрочем, и руны – всего-навсего ветошь,не так ли, Патриция, – или как?

3

Так получают взвеси: когда два вещества —как правило, жидкости, но и тоже слова —смешивают, а они не вступают в связь,они остаются чужими, и это – взвесь.К чужим надо быть, конечно, более строже.Но в сердце есть колокольчик: он есть на стражеи он также есть постовой, либо часовой —он звонит и кричит, когда кто не свой,и стреляет в морозный воздух, в морозный воздух…Ан всё больше гостей – незваных гостей, поздних:поздних склонений, спряжений, устойчивых выражений…А часового голос всё напряжённей,а часовой всё стреляет в морозный воздух —так оно и бывает при всяческих метаморфозах,так оно и бывает при всяческих переездах,что часовой всё стреляет в морозный воздух,и никто не боится его атак…не так ли, Патриция, – или как?

4

Мы теперь не давай говорить обо всём трудном,не давай говорить о котором у нас нету слов —мы давайте теперь начинаем лететь рядом,как, например, одна птица и один птицелов.Они говорят простыми звуками, а не словами, —щёлканьями, переливами и коротким свистком,они всегда летели рядом и рисовалиих зелёным и своим лесным языком.Так, как они были, и мы теперь будем,а у меня со мною есть крепкая сеть —я пойму тебя в эту сеть и не дам людям,чтобы ты им не стала петь или также свистеть.А поэтому, что мы теперь понимаем друг друга,нам не надо и ни к чему никаких дебат,мы узнбем друг друга, как мы знаем и Бога —просто по Его имени и наугад.Я пойму тебя и дам весёлого корма,и ты мне ответишь, смеясь, например, трик-трак.Если что-то и исчезает, то только форма,не так ли Патриция, – или как?

5

Хорошо направить обращение ко врачу:сплю неважно, о врач, и вся жизнь разбита —или можно зажечь какую-либо свечудля неустойчивого на ветру оборота,или выбрать слова поменьшего габарита…но это я так шучу.Я вчера повстречал народного Истопника:русский, целое время проживший здесь.«Ты не имеешь хорошего русского языка», —так говорил Истопник… как оно и есть.А один мой знакомый, умелый игрок на трубе,который всегда дискутирует все выраженья,сказал обо мне: «Ты корабль без снаряженья» —и чуть не заплакал – наверное, о себе.Но так тяжело это всё не любой берёт —а тот, кто правее всех, это Хампти-Дампти:он сидит на стене, он усидчивый оборот,вот когда упадёт со стены, вот тогда и рыдайте.Или можно, как говорят, отдаться стихиивместо чтоб отдыхать на маленьких островках.Но у нас дела хорошо и глаза сухие…не так ли, Патриция, – или как?

6

Говорит ему рыбка: что тебе надобно, старче?Под конец концов останется только это:только золото есть одно, что не знает порчи,дорогая рыбка, рыбка золотого цвета…золотой петушок на его золотом шпиле,золотое пряслице – как это я объясняю?Объясняю: и мы там были, мёд-пиво пилии любили няню Арину, мёртвую няню.Мёртвая няня на золотом паромедалеко-далеко отплыла от нашего бережкаи увезла с нею всю историю, кромезолотой рыбки, пряслица и петушка…Что со мной? Да аттриция, ухудшение языка,стиранье из памяти прежних навыков и умений,собиранье каменьев – или, как их… камений,угашение на ветру огонька.Только дело, понятное дело, не в огоньках,уже трудно знать, как это есть по-русски:размывание фона и осыпновение краски…Не так ли, Патриция, – или как?

Сведенборг

«Я не помню, какими словами…»

Я не помню, какими словамиВы всё это нарисовали —помню только рисунок сам:пара острых и быстрых линийпо податливой тверди синей —по взволнованным небесам.Хоть потом ничего не сбывалосьтак, как Вами нарисовалось,но – земной Вам поклон за Ваштанцевавший по райским кущами умевший быть страстно лгущиммилосерднейший карандаш.

«Он сильно вырос – и смущён…»

Он сильно вырос – и смущён,что вдруг так близок к тем вещам,которых прежде опасался:что слева смысл, а справа Богс полуулыбкой на губах —чуть горькой, как у Гюисманса.Он стал спокоен и суров,ему совсем не надо слов,он научился обходитьсябез колышков и без подпор —одною музыкою сфер,одной идеей триединства.Он подустал, мой небосвод —мизинчиком не шевельнётради оваций, чести, денег…А раньше столько было дел,когда был небосвод младенеци под кровать пешком ходил!

Вечернее размышление о величии природы

От обилья родов или видов, кишащих вокруг,индивид, вроде Дарвина, попросту лезет на крюк:он устал, он соскучился сердцем, покойнейший Дарвин,от обилья родов или видов, кишащих вокруг.От обилья родов или видов, и гадов – и всех,друг на друге стоящих и верящих в быстрый успехисторический, – Дарвин измучен, издёрган, надорванот обилья родов или видов, и гадов, и всех.Помнишь книжку, учебник… в котором приятный примат,на глазах поднимаясь, потом оказался примятколесом эволюции и превратился внезапнов автомат без каких бы то ни было прежних примет?Он был нов, и угрюм, и уже никому не смешон:поднял палку с земли, поднял камень с земли – и пошёл,и пошёл, и пошёл… в невозможно туманное завтра:нов, угрюм и тяжёл, и уже никому не смешон.Потому-то, мой ангел, примата простёртая дланьи наделала дряни – и вся эта, стало быть, дрянь(уж не знаю зачем – эволюции, видимо, ради)расплодилась по свету, пардон… куда только ни глянь.Потому-то, мой ангел, две тысячи книг пропахав,присягаю, что их не бывает – хороших стихов,вообще не бывает нигде: не бывает в природе —всё бывает, казалось бы… кроме хороших стихов.

«Две лошадиных силы духа…»

Две лошадиных силы духаистрачено на фугу Баха —отныне долго будет тихо,не беспокойтесь обо мне,и больше ничего извнене предлагайте: хватит Баха,мокры глаза, мокра рубаха,и дождь со снегом по спине.Я только что был на луне,был на луне, на самом дне,и весь промок, и был счастливым —и больше сроду-веку непленюсь литературным словом!Я просто стану в сторонеот всех моих любимых книг —и вырву грешный мой язык,не утруждая серафима, —и буду помнить тот родник,чей маховик пронёсся мимо.

Жалобы сурка

I

Жаль, ничего-то я не нбжил —словно бы и не был, и нй жил:и ничего не зацепилосьза узкий да бедный мой берег,не накопилось, не прибилосьнезнакомой счастливой волною —мимо проплыла предо мноювсякая малая малость,всякая умелость и милость,всякая доблесть и смелость.Только и осталось, поглядите,с чем я на свет появилсяи что нам другие в колыбелькукидают, покуда мы дети.А уж что в колыбельку кидают,с тем нам и маяться от руду —помню, лежу в той колыбельке:в каждой руке по мирозданью,в каждом глазу по небосводу.

II

Жаль, объяснять я не умею,я и понимать-то не умею,я и говорить-то не умею,а скажу – так что-нибудь сломаю:ветку сломаю с цветами,дудку сломаю золотую,любую-то тихую прелесть,любую-то Божью затею.И живу я в сломанном мире,и вокруг – одна невесёлость,ничего пока не развалилось,да сносилось уже и покосилось.Я сижу на сломанной ветке,играю на сломанной дудке,собираю от людей подаянье:один платит мёдом и акридой,другой задушевною беседой,а третий ничем не заплатит:мимо пройдёт – не заметит.

III

Вот я думаю себе потихоньку:как же мало от чего я завишу —хоть и спрячусь в тёмную нишу,а свет всё равно внутри сияет,хоть уеду в дальние страны,а сердце всё никак не утихнети на те же, на прежние струныотзывается теми же словами,хоть и брошу я душу на дороге,на пустынной дороге у поля,а она всё равно ко мне вернётся,словно кошка – или шальная пуля.И гадаю я днями и ночами,отчего во мне такой порядок:хоть и захочу перемениться,а живу – перемены не чуя,и поют во мне прежние птицы,и растут во мне прежние деревья…ну и ладно, и пусть, и на здоровье.

IV

У других есть весёлые песни,не весёлые – а всё ж золотые…впрочем, и мои – золотые,да они и у всех золотые.Хорошо, говорю – и повторяю:у других есть драгоценные вещи,разные памятные штучки —в узелке, в шелкувом платочке,тяжёлые кольца да перстни,не тяжёлые, а всё ж дорогие…впрочем, и мои – дорогие,да они и у всех дорогие.Хорошо, говорю – и повторяю:у других есть и реки, и рощи —и куда ни пойдёшь, везде отчизнаи везде небеса голубые.А в моих небесах ходят тучии не слышно человеческой речи,только Бог говорит, и то нечасто.

V

Вообще-то мы, сурки, не ручные,вообще-то мы сами не отсюда:наша пища – свободное пространствода весёлые Божьи причуды,и когда мы идём по магазинам,покупаем только выси да весиили вот… ничего не покупаем:так, посмотрим – и уходим восвоясик нашим норам да пустым разговорам.Но когда одинокой шарманкойнас поманит за собой, куда не знаю,всегда престарелый шарманщик —обманщик и судьбы переменщик, —мы своё забываем хотенье,забываем своё предначертаньеи идём за престарелой шарманкойнавеки растерявшейся тенью,у которой больше нету свободы,а одни только Божьи причуды.

«Потому что ведь… разницы никакой…»

Потому что ведь… разницы никакой —то ли этой строкой, то ли той строкойотчитаться за время, за место, за всё подряд!А над чем ты бездельничал и о чёмразговаривал с музыкой по ночам —никого это не касается, говорят.Потому что ведь… эта и та строка —обе сделаны из одного куска:матерьял тот же самый, не надо смотреть вокруг!Там – края разогнув, тут – загнув края:это тело моё, это кровь моя,это тело и кровь, что давно отбились от рук.Потому что ведь… как ты ни причитай,а не скажешь нб небе: прочитай,это я – обо всём, что постиг и чего не постиг;говорят, там один лишь бесплотный свет,говорят, там ни тела, ни крови нет —и, скорее всего, вообще не читают книг.