Мы будем жить
Шрифт:
Сзади к Джеймсу подошла Лили, обнимая за пояс.
– Если ты будешь так кричать, то придется приглашать весь факультет. А если вы разнесете гостиную как в том году, то выговором не отделаетесь, МакГонагалл непременно потащит вас к директору. А уж Дамблдор, будьте уверены, придумает, как вас наказать. Например, даст вам почувствовать, насколько тяжел труд домашних эльфов.
Хлопнув себя рукой по губам, Джеймс в ужасе затряс головой.
– Только не это! Ах, да, Уэйн, ты вечер среды ничем не занимай. Я тебя приглашаю. Посмотришь, как веселятся гриффиндорцы, кстати, ходят
– Джеймс! – возмутилась Лили.
– Молчу. И вообще уйду, только если Уэйн скажет, что больше не обижается на Люпина за то, что он отличный парень, который меня каждый раз выручает. Кстати, был один случай! – вспомнил Джеймс. – Как-то летом мы отдыхали на озере, купались, никого не трогали и тут пристал к нам один верзила, ростом метра два, стал наезжать, а Люпин ему каааак…
Подхватив Сохатого под локоть, Лили увела его к окну и обняла за шею. Выдуманная история о Римусе-грозе-хулиганов так и не прозвучала, но Эмма заинтриговано усмехнулась.
Флитвик опаздывал, и Римус, который никогда в своей жизни не прогуливал уроки без уважительной причины, понял, что не в силах больше ждать профессора ни минуты. А особенно сидеть полтора часа на лекции, старательно конспектировать, зарисовывая схемы движения палочки. Поэтому он склонился к уху Эммы, прошептал пару слов и та, даже не пытаясь протестовать, кивнула. Римус закинул на плечо сразу две сумки, и они с Эммой, смеясь, побежали, сопровождаемые чьими-то возмущениями. Они едва успели свернуть в коридор, когда заметили пыхтящего Флитвика, затем столкнулись со Слизнортом, соврали что-то невразумительное и тот, покачав головой и улыбаясь, отпустил студентов.
На улице было так тепло, что они сняли мантии, постелили их прямо на молодую сочную траву. Весна в этом году была ранней, бурной и очень теплой. Снег еще неделю назад сбежал с холмов быстрыми звонкими ручьями, оставшись лежать только в глубоких оврагах и тенистых рощах. Поляны запестрели желтыми первоцветами, смешивались с белой ветреницей, кое-где распустился гусиный лук и медуница. Запретный Лес, пока еще прозрачный и светлый глубоко дышал, тянулся к необыкновенно высокому и слепяще-синему небу.
Они сидели, закинув головы вверх, и наблюдали за легкими, похожими на птичьи перья облаками. Легкий ветер, пока еще немного зябкий, осторожно дышал на волосы и открытые шеи. Неподалеку бродила небольшая группа пятикурсников, они наклонялись к цветам и громко повторяли их названия. «Eranthis hyemalis, hepatica nobilis, galanthus nivalis», – доносилось до ушей Римуса.
– Подснежники, – улыбнулась Эмма, услышав последние слова.
– Маглы сочинили про них сказку, – Люпин перебирал ее волнистые волосы, пахнущие сладкой карамелью. – Когда мы были на первом курсе, то собирались по вечерам у камина в нашей гостиной, а Лили или Мэри читали нам магловские книжки.
Эмма легла, раскидывая руки.
– Маглы – выдумщики. Мой отец их обожает. У нас дома куча разных вещей, которые папа покупает в магловских магазинах, а потом старается понять, как именно их нужно использовать. Они с мамой вечно ругаются из-за этого хлама, а сейчас папа еще разрабатывает
Она не любила говорить об этом, потому что на Роберта Уэйна сейчас обрушился целый вал критики, ему припомнили всех маглов в родословной, отправляли пожить в магловский Лондон, в Министерство летели жалобы влиятельных и чистокровных, возмущенных подобной политикой.
Помолчав немного, Эмма заулыбалась солнечно и широко.
– У тебя хорошие друзья.
– Самые лучшие, – поправил Римус. – Только не нужно верить во все, что говорит обо мне Джеймс.
Она рассмеялась.
– Да? А я-то уже решила, что ты из тех парней, кто может уложить любого громилу одной левой.
– На этот случай у меня есть волшебная палочка, – Римус снизил голос и поцеловал ее губы.
Он осторожно провел ладонями по ее ребрам, сомкнул их на талии, как обычно неуверенно и ласково, снова опасаясь быть слишком смелым. Весеннее солнце пекло спину, весело щебетали птицы, в упоительном весеннем воздухе хотелось утонуть. Ласковые пальцы Эммы касались шеи, гладили плечи, а Люпин, даже спустя месяцы, все еще с трудом верил в происходящее. Он был влюблен, у него кружилась голова, он по-прежнему смущался и краснел в ее присутствии. Сириус, глядя на них, усмехался снисходительно, Джеймс добродушно, а Питер мягко. Люпину казалось, что еще никогда прежде ему не было так легко и так радостно, он впервые был счастлив настолько, что казался себе временами сумасшедшим.
Впрочем, тогда они все были ненормальными. Все казалось таким простым, таким легким, они могли все что угодно.
– Римус, – она заглянула ему в глаза, – если бы у тебя были проблемы, ты бы мне сказал? – короткие светло-каштановые прядки волос липли к ее щекам и губам. – Сказал бы?
По детскому поверью скрестив пальцы, Римус кивнул.
– Да. Конечно, – он крепко обнял ее, положив подбородок на макушку. – Кстати, как твой настрой перед матчем? Говорят, что у слизеринцев лучший состав за все семь лет, – шутливо погрозил Римус.
Эмма только сморщила носик. Она любила квиддич и свой факультет, поэтому тут же заявила:
– Подумаешь! У нас тоже состав отличный! А наш вратарь этим летом отобрался в Сененнские соколы, так что ни одного квоффла не пропустит!
– Ладно, – согласился Римус, – но все равно вам ничего кроме матча за третье место не светит.
Она тут же подскочила, щеки возмущенно вспыхнули.
– Это еще почему?!
Люпин повел плечом.
– Вы же потом будете с нами играть, правильно?
Скрестив руки на груди, Эмма прищурилась.
– Считаешь, что если у вас есть Поттер, то вы непобедимы? А вот и зря. Излишняя самоуверенность обычно все только портит!
Римус покачал головой.
– Только не в случае с Джеймсом! Готов поспорить на все что угодно – Кубок наш! Снова, – не удержался Римус, намекая на беспроигрышную серию последних лет.
Явно немного обидевшись, Эмма отвернулась.
– Вот и посмотрим!
Рассмеявшись, он развернул ее к себе и снова повалил на расстеленные мантии.