Мы даже смерти выше...
Шрифт:
Жуков, тоже поэт). Мне кажется, что именно под влиянием
этих событий и переживаний создано одно из самых сильных
стихотворений Коли Майорова – «Мы».
* * *
Наступила последняя наша студенческая мирная зима 1940-
1941 года. Опять лекции, занятия в читальне, посещения
литературного кружка. Нагрузка у Коли была очень большая:
ведь он учился в Литинституте, да и на истфаке в этот год
работы было много.
В
этого периода почти не сохранилось. В конце 1940 года он
закончил большую и, пожалуй, лучшую свою поэму «Ваятель».
Судя по письму, которое я получила от него (подписано 19
июля), замысел поэмы возник у Коли в поезде, по дороге в
Иваново – на летние каникулы. Он писал:
«Приятно лежать на спине и пускать кольца дыма в потолок
вагона… Кончил курить. Голова чуть кружилась. Медленно
нащупывались какие-то отдельные строчки, потом сон брал
сво, слова куда-то проваливались, а память их снова
возвращала… Снова навязывались целые строфы. Полез за
записной книжкой, а то забуду. Записал. Писать было трудно –
вагон качало. Получилось вот что.
79
Творчество
Есть жажда творчества, уменье созидать,
На камень камень класть, вести леса строений.
Не спать ночей, по суткам голодать,
Нести всю тяжесть каждодневных бдений…»
И дальше – тот самый кусок (без четырх последних строк
и с некоторыми разночтениями), который печатается теперь как
стихотворение «Творчество».
Припоминаю ещ несколько строк поэмы, которые, мне
кажется, я не видела среди стихов, собранных В. Н.
Болховитиновым:
…А небо будет яростно и мглисто
Пылить с боков
Снежком голубизны…
Быть может, ты
Неопытным туристом
Сорвшься с той
Проклятой крутизны,
Но ты не трусь!
Назад тебе – ни шагу!
Грозит обвалом
Каждый поворот.
И не убив –
Не прячь обратно шпагу,
И падая,
Ты сделай шаг вперд!
. . . . . . . . . . . . . . .
Ведь сущность жизни
Вовсе не в соблазне,
А в совершенстве форм е и в том,
Что мир грозит,
Зовт тебя и дразнит,
Как женщина с ума сводящим ртом…
Пришла зрелость, стихи становились вс своеобразнее и
отточеннее. Его стихи этого периода трудно спутать с чьими бы
то ни было – он говорил собственным голосом, только ему
одному присущими словами. Но тут грянула война…
80
* * *
Окна Горьковской читальни на Моховой, где мы
готовились
открыты. И не все сразу поняли, что же произошло, когда с
площади донеслась передаваемая всеми радиостанциями Союза
грозная весть. Но все, один за другим, вдруг поднялись и вышли
на улицу, где у репродуктора уже собралась толпа.
Война!.. Помню лицо пожилой женщины, в немом отчаянии
поднятое к репродуктору, по нему текли слзы. Мы же в то
момент еще не вполне реально представляли, что нас ждт.
У нас с Николаем в это время как раз была размолвка.
Увидев друг друга, мы даже не подошли, поздоровавшись
издали. И только через несколько дней, когда всем курсом
девушки провожали ребят на спецзадание, мы вдруг осознали
всю серьзность, весь ужас происходящего.
Я очень хорошо помню этот вечер. Заходило солнце, и
запад был багровым. На широком дворе одной из
краснопресненских школ выстроились повзводно уезжающие на
спецзадание студенты.
Помню Николая в этот момент – высокий, русоволосый, он
смотрел на кроваво-красный запад широко распахнутыми
глазами… Что видел он там? Судьбу поколения, так хорошо
предсказанную им в стихотворении «Мы»? Может быть, именно
в тот момент он особенно ясно понял это, почувствовал, что
«Мы» – это стихи о нм самом, о его товарищах, что «ушли не
долюбив, не докурив последней папиросы», в бой за мир и
счастье, в бой, который помешал им прожить большую жизнь и
дойти до потомков в бессмертных творениях, а не только в
«пересказах устных да в серой прозе наших дневников…».
Видно, и у меня в этот момент шевельнулось какое-нибудь
тяжлое предчувствие и горестно сжалось сердце, только я
бросилась к Николаю, и мы крепко обнялись. Это была наша
последняя встреча…
* * *
81
Многих студенток 4-го курса отправили на работу по
специальности. Я попыталась было попасть на фронт, но из-за
сильной близорукости меня не пропустила медкомиссия. Тогда
я получила назначение на работу и уехала в Ташкент. Адреса
Николая я не знала и, уезжая, оставила ему открытку по адресу
его друга, студента художественного института Н.Шеберстова.
В ответ я получила от Николая несколько писем из армии. Ни
одно из них не имело обратного адреса.
Это очень хорошие письма, душевные и трагичные, очень
характерные для Николая. В одном письме он писал:
«Ты желаешь мне мужества, если буду в бою. Спасибо.