My December
Шрифт:
Да он и не хотел меняться — аристократа устраивала своя заносчивость, язвительность, порой жестокость. И пусть он не умел применять грубую физическую силу, но зачастую слова ранят в разы больнее ножа. Они оказываются острее тонкого лезвия. И это знал каждый, кто когда-либо имел дело со слизеринцем. Стоящих людей в этой компании было мало, в основном, “свита” и те, кому что-либо нужно от статуса и богатства семьи Малфоев.
Драко вполне устраивал такой расклад, пока в его жизни не появилась Гермиона, а на руке ярким черным пятном не всплыла татуировка в виде извивающейся уродливой змеи. Со вторым бы он еще смирился,
Размышления об этом в данный момент казались пустой, никому не нужной тратой времени. Что есть, то есть, а пытаться что-то изменить будет только полный кретин. Таким людям, как Темный Лорд, нельзя противоречить, а то, что Поттеру это раз за разом удавалось, было лишь стечением обстоятельств.
Глупый мальчишка, думает, что сможет одержать победу в этой войне, где силы в неравных. Все мы люди, нас нельзя разделять на черное и белое. Есть лишь сильные и слабаки. Это не означает, что слабак, который якобы борется за иллюзию добра, не может быть тварью. Убивают мужчин, женщин и детей, с обоих сторон. А человека судят лишь за то, в какой среде он родился и кому служит. Так почему же того, кто проливает кровь, называют героем? Разве убивать — означает быть спасителем? Разве есть разница, ради кого ты отнял жизнь? Наивный мир, построенный на дурацких идеалах.
Во имя чего сражается великий Гарри Поттер? Во имя любви? Любовь — вещь абстрактная и непостоянная, именно из-за нее люди сходят с ума и становятся жестокими к окружающим, не желая принимать мир таким, какой он есть, не желая смириться с тем, что самое лучшее чувство на Земле оказывается самой страшной пыткой.
Во имя мира? Так мир — вещь еще более непостоянная, чем любовь.
Что значит мир? Его попросту не существует, еще один красивый мираж. Каждую секунду кого-то хоронят, каждый день кто-то жаждет мести, каждое столетие рождается человек, способный разжечь пламя войны.
Мы просто живем, не задумываясь о том, есть ли смысл в нашем существовании. Что мы с собой несем, какие цели выполняем? Не задумываемся над тем, что жизнь обделяет нас с самого рождения, с того момента, как мы впервые видим свет, она глумится над нами, даря одному богатство, а второму — нищету, даря одному прекрасное лицо, а второму — врожденное уродство. Судьба не справедлива к человеку с самого начала, испытания начинаются значительно раньше, чем мы думаем.
Малфой знал, что он всего-навсего пешка на игральной доске, которым управляют два игрока: Том Реддл — с одной, Гермиона Грейнджер — с другой. И стоит первому взять верх, как второй впускает свои когти все глубже, не давая отступить от себя.
Пленник собственных чувств, вот, кто он. Сопляк, не знающий, что делать.
От осознания своей слабости захотелось засмеяться во весь голос, громко, нещадно, чтобы каждая тварь в этом гребанном мире услышала.
Да, такой вот он, отпрыск “великих” Малфоев — трусливый, загнанный в угол мальчишка. А столько денег, влияния… Они помогли? Нет, они лишь помешали, привлекая излишнее внимание к его персоне. Деньги, которые аристократ столько лет считал своим самым прочным щитом, оказались ножом в спину. Слишком уж много от него ожидали и слишком мало получили в замен.
Лишь яркие огни Большого зала заставили
От зависти? Да, скорее всего. Потому что это, блядь, нечестно. Почему они радуются, а ему хочется сдохнуть? Почему они могут позволить себе детскую наивность, а Драко должен быть жестоким и рассудительным, как взрослый?
Кто это, твою мать, решил? Кто распорядился его жизнью? Бог?
Тогда он не хочет верить в такого Бога.
Натянув на губы привычную злорадную усмешку и гордо приподняв подбородок, Малфой последовал к слизеринскому столу. Вальяжно восседая на своих местах, сокурсники одаривали друг друга, должно быть, как всегда, “искренними” улыбками и о чем-то возбуждено перешептывались. Интересно, не являлись ли его “отношения” с Грейнджер такой увлекательной темой для разговоров?
И фразы, крутившиеся у него в голове каждый день: “это всего лишь хороший секс, а все, кто пускает сплетни, пусть засунут свое мнение в задницу”, были просто отговоркой и, надо сказать, весьма безрассудной. Конечно же, его жизнь обсуждают, парень привык к этому, но ни разу за пять лет его репутация не была настолько испорчена.
Он же Малфой, чёрт возьми, а у них не должно быть скелетов в шкафу.
И внезапно для самого себя, он почувствовал приступ тошноты, вспоминая то, что было вчера. Как они заснули в обнимку, как его руки лежали на ее тонкой, хрупкой талии, как губы грязнокровки прошептали три ненавистных для Драко слова, которые он боялся произносить даже в своих мыслях.
Все это так неправильно, так блядски неестественно… То, что он делает, то, что они делают по отношению друг к другу. Это же отношения, заранее обреченные на провал.
Два кретина, блин!
Нельзя было ограничиться просто траханьем, нет, надо было проявлять все эти чертовы нежности, произносить ненужные слова, бросать мимолетные взгляды, понятные только им обоим. Конечно же, они были просто обязаны испоганить друг другу жизнь!
Слизеринец яростно выдохнул, выругнувшись про себя. Настроение было не просто плохим, оно было дерьмовым, в прочем, как часто и бывало в последнее время. Маску безразличия было все сложнее носить, эмоций было слишком много, чтобы спрятать за одной гримасой. Но делать было нечего, если показать слабость, то стая мерзких крыс обгрызет твои кости, да так, что потом и не отмоешь.
Улыбка, улыбка, улыбка…
Улыбайся, блядь. Будь таким же самоуверенным уродом, каким и всегда был.
Ну вот, почти готово. Ровная спина, настолько вытянутая, что, кажется, что-то встроили в позвоночник, темно-серые глаза внимательно смотрят из-под густых, серебристых ресниц, немного загнутых по краях. Надменный взгляд, сильно поджатые губы, будто бы специально, чтобы другие почувствовали, что, присутствуя, данная персона делает всем одолжение.
Идеально.
Конечно, никакая актерская игра не скроет краски усталости, которые искусно поработали над лицом аристократа. Темные коснулись кожи чуть ниже переносицы, вырисовываясь в синие круги; белые окрасили все лицо, превращая слизеринца в мраморную статую, и еще, какие-то неведомые человеку, палитры сделали впалыми щеки и неестественно острым подбородок.