Мы долгое эхо друг друга (сборник)
Шрифт:
В многочисленной компании известных французских певцов Джонни Холлидей – явление не очень типичное. Он не шансонье в том смысле, как это слово понимают французы.
Он нечто другое. Поамериканистей.
Он – Star. Звезда!
А ведь «если звезды зажигают, значит, это кому-нибудь нужно?..».
Выяснилось, что это нужно многим.
Во всяком случае, за полчаса до начала концерта в кассе билетов не было.
Но наши друзья, о которых я упомянул вначале, заранее созвонились с хозяином «Олимпии» господином
Он-то и встретил нас.
– На сцену «Олимпии» мечтают попасть многие! Для массы певцов это недостижимая вещь… – говорил полноватый и энергичный господин, ведя нас по каким-то коридорам и переходам. – Однако мы попадем туда прямо сейчас, и попадем очень легко… Вот что значит иметь связи!..
Надо сказать, что Бруно Кокатрикс – еще и самый известный французский эстрадный импресарио. Это благодаря во многом его стараниям на сцене театра «Олимпия» выступали Московский и Ленинградский мюзик-холлы, пели Людмила Зыкина, Муслим Магомаев, Эдита Пьеха, Николай Сличено и другие наши певцы.
– Хотите познакомиться с Джонни Холлидеем? – спросил Кокатрикс и тут же предупредил возможный вопрос: – Нет, нет, мы ему совсем не помешаем!.. Зато вы посмотрите на знаменитость в ее, так сказать, будничном виде.
Вид у знаменитости был даже чересчур будничным.
Рыжий плечистый парень, одетый в выцветшую майку и потертые джинсы, полулежал на маленьком диванчике, запрокинув голову и закрыв глаза. Его руки были неестественно большими и такими белыми, словно он только что раскатывал тесто.
Однако таким же белым – почти бескровным – было и лицо человека. А еще оно было мокрым от пота…
Наверное, увидев все это, удивился и Кокатрикс.
– Да-а, – иронически протянул он, – вот так приблизительно отдыхают у нас артисты перед своими концертами…
Джонни Холлидей что-то пробурчал, на мгновение открыл глаза и снова закрыл их.
– Он же совсем больной! – ахнула моя жена. —
Абсолютно больной, разве вы не видите?..
– Правда?! – Кокатрикс изобразил на своем лице ужас. – Неужели?! – Он рассмеялся и добавил: – Пройдемте лучше в мой кабинет.
– Но ведь человек действительно болен! – не унималась жена. – Как же он будет петь? А вдруг не сможет?
Знаменитый импресарио снова фыркнул…
– Видите ли, мадам, – объяснял Кокатрикс, когда мы уже сидели у него в кабинете и пили кофе, – вы правы: то, что мы наблюдали сейчас за кулисами, мало похоже на Джонни Холлидея… Очевидно, мальчик бурно провел ночь, а может, и не одну… Скорее всего, малыш слегка переутомился… Но в этом смысле я человек нелюбопытный. И меня совершенно не интересует, как, когда и с кем веселится Джонни… Поверьте, мне даже не интересно, вошел ли он в театр сам или его внесли на носилках…
Я только твердо уверен в одном: у певца есть контракт, по которому он обязан, по которому он будет петь сегодня. Будет! Понимаете?..
Кокатрикс говорил все это ровным тоном терпеливого учителя, в двадцатый раз объясняющего второгоднику правила деления простых дробей…
– Так что не волнуйтесь, мадам, и вы, господа. Пожалуйста, не волнуйтесь!.. Все будет в полном порядке!..
Он отхлебнул кофе из чашечки и посмотрел на часы.
– Наверное, именно в эту минуту нашему милому шалунишке делают укол, после которого он быстренько придет в норму… Что это за укол, я не знаю… А вот в какое место делают, знаю… Знаю, но не скажу!.. Хочу вас заинтриговать! Хочу, чтобы вы помучились, догадываясь…
Кокатрикс улыбался.
Сейчас он уже не напоминал школьного учителя. Сейчас он был похож на всепонимающего и всепрощающего отца, добродушного папулю, главу многочисленного семейства…
– Скажите, – спросил я, – так что же, концерты в «Олимпии» нельзя отменить никогда? Ни при каких обстоятельствах?..
– Можно! – быстро ответил Кокатрикс. – В одном случае концерт безусловно отменяется…
Он сделал паузу, хитровато оглядел всех нас и закончил:
– …В случае смерти певца!..
Наш хозяин поднялся и, посмеиваясь, стал выпроваживать гостей:
– Пора, господа, пора!.. Сейчас вы сами все увидите и услышите…
Первое отделение концерта было недлинным и довольно обычным.
Одну песню спел румяный паренек с оттопыренными ушами. От волнения он плохо понимал, где поет, и совсем не понимал о чем. Ему очень мешали собственные руки, они жили у него какой-то сложной жизнью, существовали отдельно от песни и от ее исполнителя.
Юная певица, сменившая паренька, была тоненькой, нежной и красивой. Наверное, поэтому ей аплодировали больше…
С дежурными, хотя и трудными, номерами выступили силовые акробатки. Потом – фокусник.
Концерт двигался бодренько, в хорошем темпе, и, когда я посмотрел в программу, оказалось, что певец, который только что вышел на эстраду, споет четыре песни и эти завершит первое отделение.
Певца уже и встретили аплодисментами. Значит, его знали…
По-моему, здесь нужно кое-что объяснить.
На подобных концертах в «Олимпии» первыми обычно выступают самые молодые певцы. Только-только начинающие. Факт появления их на такой сцене примечателен и невероятно почетен, однако он еще ни о чем не говорит. Это дебют. Проба голоса. Дальнейшая судьба – в тумане.
Но можно успокаивать себя хотя бы тем, что почти все знаменитые французские шансонье когда-то начинали так же: всего одна песня в самом начале концерта на сцене «Олимпии». Антураж звезды. Ее гарнир.
Следующий шаг для исполнителя, качественно новая ступень для него – выход на сцену в конце первого отделения. Четыре-пять песен. Не больше. (Ты – все еще гарнир. Все еще антураж. Но о «пробе голоса» речь уже не идет… «Проба» была давно и прошла успешно. Пой!..)
К этому времени у певца (или певицы) обязательно есть песни, записанные на пластинку, есть какая-то пресса, есть реклама и более или менее значительная толпа поклонниц.