Мы еще встретимся
Шрифт:
Латуниц молчал. Ни к чему были лишние слова.
И тогда комкор поднялся и проводил его до дверей. Он пожал полковнику руку и сказал на прощание:
— Да, учтите, у нас всё еще боятся танков. С этим пора кончать.
Вертлявый «виллис», ныряя на ухабах, вез Латуница в дивизию. Дороги были забиты. Груженные снарядами машины шли к передовой. Беспорядочный встречный поток отходящих частей преграждал им путь. Не раз полковнику приходилось вмешиваться в дорожные дела, энергично расчищать путь тем, кто двигался на запад.
Молодой,
— В штаб! — коротко бросил тот, когда машина въехала в село, где располагалось командование дивизии.
— Есть в штаб! — бодро отозвался сержант. Он был рад тому, что наконец услышал голос комдива. «Виллис» не без лихости развернулся и резко остановился возле одноэтажного школьного строения, как клубок, опутанного телефонными проводами.
Латуниц вышел из машины. Затем скинул побелевший от пыли плащ и бросил его на сиденье.
Некоторые из связных, заметив прибывшего полковника, неторопливо поднялись с земли, принялись одергивать застиранные, изрядно севшие гимнастерки. Другие продолжали спать, положив голову на седло или уткнувшись лицом в согнутую в локте руку.
На короткий миг полковник остановился, оглядел всю эту весьма не боевую картину и без улыбки спросил встретившего его майора:
— А это что за банда?
Майор покраснел и пожал плечами:
— Связные из частей, товарищ полковник.
Вихрастый младший сержант пнул спящего соседа. Тот торопливо вскочил на ноги и, часто мигая, принялся застегивать ворот гимнастерки.
Латуниц подозвал рукой бойцов. Связные подбежали к нему, вытянулись как умели.
— Откуда? — спросил полковник.
— Сто пятый полк.
— Минометная рота.
— А-а, а я думал, от Махно. — Черные глаза комдива сверлили несчастных. — А еще конники… — И он сделал нетерпеливый резкий жест, словно хотел смести всех, кто был перед штабом.
— Видали, — подмигнул обалделым связным шофер, когда спина полковника скрылась в дверях школы. — Даст вам жизни «маленький» дядька. — И он весело расхохотался.
Латуниц, наклонив в дверях голову, вошел в штаб.
— Смирно! Товарищ полковник…
Но комдив, не дослушав начальника отдела, прервал рапорт. Он кивнул штабным и подошел к карте:
— Покажите расположение.
Майор вооружился карандашом. Тупым концом его повел по красной змейке на карте. Широко расставив ноги и нагнув голову, Латуниц начал разглядывать боевой порядок частей дивизии.
— Начальник штаба где?
— Здесь. — Возле комдива очутился грузный немолодой командир с короткими, по-кавалерийски кривоватыми ногами. — Начальник штаба подполковник Петровский.
Латуниц привычно козырнул и коротко пожал руку подполковнику:
— Почему штаб так далеко от частей?
— Решенье бывшего комдива, — пояснил начальник.
— Когда он покинул дивизию?
— Нет еще двух суток.
— Что же вы делали до сих пор?
Он молча смотрел в лица штабных и их начальника. Командиры молчали.
— Так вот, — сказал полковник и, взяв со стола красный карандаш, отметил на карте населенный пункт. — Завтра к утру всем быть здесь. Понятно?
— Есть. Быть утром здесь. — Начальник штаба склонился над картой. — Со вторым эшелоном как поступать?
— А где они?
— Вот тут. По дороге километров двадцать.
— Ишь, — неожиданно улыбнулся комдив, — куда забрались! Ловкие ребята! А впрочем, — Латуниц махнул рукой, — у них там склады, пускай сидят. А чтобы начальство не к складам, а к частям ближе. Скажите завтра, чтобы был полный доклад.
Потом он встретился с комиссаром. Тот только что вернулся из полка, в который прибыло новое пополнение.
Комиссару уже перевалило за пятьдесят. Он успел послужить в царской армии, прошел всю гражданскую войну, последние годы был директором школы в Казани. Очень стройный, подчеркивающий свою выправку, он был удивительно неусидчив и беспокоен.
— Вот что, — сказал Латуниц, расхаживая по комнате перед внимательно следящим за ним комиссаром, — чтобы у нас политотдельцы никто по хатам не киснул. Чтобы люди видели их. И в боевом виде…
Комиссар сорвался с места. Он тоже заходил по комнате, забавно, как в походе, размахивая руками. Нашивки ранений при этом задвигались над карманом его гимнастерки.
— Я им, будьте покойны, не дам отсиживаться, — засмеялся он всеми своими морщинами, показывая при этом ряд желтых, но очень крепких зубов.
Хлопотливый день комдива был окончен. Затемно, оторвавшись от карт, он вышел во двор.
Тихая южная ночь окутала маленькое село. Вдали, над Доном, вспыхивали и, медленно затухая, спускались за горизонт немецкие «люстры». Для Латуница это было еще не очень привычно. Долгое время он стоял и, думая о своем, наблюдал эту иллюминацию. Позади полковника застыл с автоматом в руках часовой. Латуниц, заложив руки за спину, несколько раз прошелся взад и вперед. Каждый раз, когда он приближался к автоматчику, тот вытягивался и брал под козырек, и каждый раз полковник механически прикладывал руку к фуражке. Но вот он вдруг повернулся к часовому и, совсем неожиданно для того, мягко сказал:
— Хватит тебе, парень. Я уже понял, что ты молодец.
Затем он вернулся в дом, где окна были старательно завешены плащ-палатками, и долго еще слышал часовой гулкие шаги комдива.
А в оперативном отделе, в комендантской, в расположении разведчиков и связных весь вечер шел оживленный обмен мнениями о комдиве. Гадали и думали, как будет дальше — туго ли, легко ли придется с новым командиром. Однако было ясно всем: с прежней разболтанностью в дивизии покончено. И сказал кто-то из бойцов не то с опаской, не то с восторгом: