Мы и Они. Краткий курс выживания в России

Соловьев Владимир Рудольфович

Заметьте, я постоянно употребляю термин «чиновники», но не говорю об управленцах. В России всегда были хорошие управленцы, независимо от власти и существующей политической системы. Всегда были Косыгины, Примаковы, Рыжковы, всегда. Тот же Греф. Пройдут десятилетия, прежде чем народ поймет, кто такой Герман Греф на самом деле. Пройдет очень много лет, прежде чем народ поймет, кто такой Аркадий Дворкович и многие другие, о которых сейчас еще даже не знают. Молодые ребята, фантастически одаренные, с великолепными мозгами. Потребуются столетия, чтобы их имена вернулись, как это произошло, например, со Столыпиным. Этих ребят много, у Грефа их целая команда. Там и Андрюша Шаронов, и Кирилл Андросов, там много хороших ребят. Пока их не знают, но они очень сильные, настоящие управленцы. Они профессионалы и они растут. Растут не из-за денег и не для денег. Ведь если хирург уважает свою профессию, сколько ему ни плати, он не сможет быть плохим хирургом. Не может певец, сколько ему ни плати, быть плохим певцом, если ему не доплатили. Он изначально либо хороший певец, либо плохой. Великий хирург, даже в нищете, будет великим хирургом. Хотя это крайне постыдно для страны, если ее великий хирург нищий. Эти ребята совсем другие. Их надо разглядеть, им надо помочь.

В России никогда не было и не будет демократии. К сожалению это или к счастью, не знаю.

Помнится, Валерия Ильинична Новодворская говорила, что ее задача тащить Россию в демократию силой, как тянут тонущего ребенка за волосы. Я говорю: «Валерия Ильинична, это не ребенок тонет, это дельфин плавает». Не надо Россию тащить в демократию, нам уютно жить в той мерзости, которую мы из поколения в поколение воспроизводим. Нам нравится не уважать окружающих, нам нравится не уважать их право собственности. Нам нравится не уважать их право на ту точку зрения, которая отличается от нашей. Нам нравится не уважать их веру, если она отличается от нашей. Нам нравится их не любить. Мы черпаем в этом силу. И в этом трагедия. Поэтому и над нами всеми мхом разрастается омерзительный класс чиновников, который в любой момент времени знает, как выпить из нас все соки. «Старший инспектор Иванов. Нарушаем, товарищ». – «Так все же тут едут». – «Все, но вы один попались». – «Я же только...» – «Да ладно. Это вот там...» И ты выходишь один на один и говоришь: «Товарищ полковник, меня вот прав лишают». – «И правильно лишают прав. Ездят тут, понимаешь, всякие». – «Да ладно рассказывать, знаем мы вас». Звонок дзинь: «Михалыч». – «Да». – «Тут к тебе придет Володя Соловьев, знаешь? Хороший пацан, наш. Ты с ним подружись». – «Ездят тут, понимаешь. Но с другой стороны, а где тебе еще ездить. А чего ты сразу не сказал, что ты наш? Ну ладно, езжай спокойно. Может, тебе какую бумажку дать, а то чего ты как этот? Давай лучше сразу, чтобы вопросов не было. Давай мы тебе номера дадим красивые и буковки, чтобы все знали, Вовка Соловьев едет, друг мой. Чтобы все мои пидорасы не смели тебя тормозить». Заметьте, не я их назвал этим словом.

Почему эти люди называются милиционерами? Почему негодяй с оттопыренным животом, собирающий на рынке деньги с людей, которые имеют несчастье не выглядеть москвичами, называется милиционером? Почему вот этот расстегнутый ворот, эта грязная форма, эти вечные семечки во рту? Почему эта мерзость с обшарпанным автоматом называется милиционером? И почему его ненавидят, перенося такое отношение и ко всем тем ребятам, которые своей кровью борются за наше право жить в стране, свободной от бандитов? Почему? Почему из-за этих негодяев мы забываем о таких, как Сашка, о таких, как Влад? О ребятах, которые ни одного дня не просили денег у случайных водителей машин, но которые побывали не в одной командировке в Чечне. У меня есть близкий друг и учитель, Миша Рябко, он великий мастер боевых искусств. Я среди нескольких журналистов беседовал с Путиным, и потом, дело было в Сочи, президенту стало скучно. И приезжали «фронтовые бригады» забавлять президента, на этот раз привезли журналистов НТВ. Так как не все журналисты НТВ нравятся президенту, то нас разбавили журналистами ОРТ, журналистами ТВЦ, журналистами РТР и руководителями каналов. И вот фронтовая бригада артистов забавляет президента шутками, прибаутками, легкими, ненавязчивыми вопросами, в ответ на которые он может шутить умело, тонко, с колоссальным обаянием. Обаяние президента фантастическое. Умар Джабраилов, теперь сенатор, встретившись с Владиславом Юрьевичем Сурковым, сказал ему: «Знаешь, какой Путин обаятельный парень. Только я не могу понять, это обаяние личности или должности?» Это очень мудрая фраза. Так вот, обаятельный Президент Российской Федерации шутил с нами, разговаривал, а потом было легкое вино. У меня сложилось впечатление, что Ткачев, губернатор Краснодарского края, уже давно ощущает себя виноделом, потому что всюду, где он появляется, он говорит о кубанском вине. И вот стоим мы с вином, которое, скажем вежливо, кубанское по качеству, и рассуждаем о высоких материях. Но у президента, как всегда, спрашивают о третьем сроке – ну, всякая такая фигня. Президент в очередной раз остроумно шутит на эту тему, хотя, думаю, ему это уже надоело. А я и говорю: «Вот у меня есть друг – Миша Рябко, великий мастер боевых искусств». Он говорит: «Да? Но если он такой великий, чего он Олимпиаду не выиграл». Я говорю: «Знаете, такая проблема – он просто в Афгане был. Две Чечни прошел, ну и еще куча спецопераций по всему миру. Не успел». Президент перестал шутить и сказал: «Понимаю».

В жизни всегда есть этот камертончик. Всегда рядом с нами найдутся люди, которые не успели выиграть Олимпиаду и получить звание заслуженного мастера спорта. И не успели ходить с золотой медалью, и стать потом депутатами Госдумы, и чувствовать себя хорошо. Они по-прежнему живут довольно бедно, и оставят они своим детям не золото спортивных Олимпиад, а пропахшие порохом боевые награды... Мы с вами живем в удивительном мире, покрытом энергетическими дырами зла. И каждый из нас на своем месте должен латать эти дыры, восстанавливая равновесие добра и превращая нашу страну не в территорию вечного эксперимента, а в территорию первозданной красоты деревьев, осени и запаха прелой листвы, а не осыпавшихся мозгов. У Есенина есть гениальные строки: «Друг мой, друг мой,// Я очень и очень болен.// Сам не знаю, откуда взялась эта боль.// То ли ветер свистит// Над пустым и безлюдным полем,// То ль, как рощу в сентябрь,// Осыпает мозги алкоголь.// Голова моя машет ушами,// Как крыльями птица,// Ей на шее ноги// Маячить больше невмочь.// Черный человек,// Черный, черный,// Черный человек// На кровать ко мне садится,// Черный человек// Спать не дает мне всю ночь».

В этом фонетическом ряде кроется трагедия России. Пессимизм, который мы воспринимаем как мудрость, и оптимизм каждодневной работы, который мы воспринимаем как наивность и глупость. Но мир существует только благодаря глупым смешным оптимистам, которые с утра, отправляясь на работу, целуют своих детей и жену и делают простые дела. И уже одним этим они угодны Богу. Меня часто спрашивают: «Скажите, на ваш взгляд, нужна ли России национальная идея? Если да, то какая?» Да, России нужна национальная идея, и звучит она просто: «Любите друг друга». Простая национальная идея. Есть одна хороша притча. Один интеллигентный еврей попытался выяснить, в чем смысл всех этих иудейских штучек. Он пришел к двум самым большим учителям и сказал: «Значит, так. Я сейчас буду стоять на одной ноге, а вы мне быстро расскажете, в чем смысл вашего учения». Первый просто побил его палкой, а второй сказал: «Хорошо, я тебе объясню. Первое – люби Господа Бога твоего. Второе – не делай другим того, что не хочешь, чтобы они сделали тебе. Все». Но потом второй учитель все равно побил его палкой, потому что не фиг задавать дурацкие вопросы. Какая национальная идея? Ее же нельзя придумать. Если у народа ее нет, то ее нельзя

привнести. Многим наивно кажется, что если человек глуп, то ему в голову можно что-то впрыснуть, и тогда он станет умнее. Но ведь глупостью заполнена вся голова. Такова ее особенность. Глупый человек полон, самодостаточен и доволен собой. Но когда человек ощущает внутри себя волнение, трагедию собственного несовершенства, он задумывается. Когда народ начинает мучиться от того, что он что-то делает не так, он для себя формулирует это волнение умного человека: «Я что-то не понимаю!» Но когда он прикрывается абстрактными идеями, то все они уходят в отрицание. Наша национальная идея состоит в том, что Мы не такие, как Они. Но не в этом суть национальной идеи. Отрицание само по себе далеко от национальной идеи созидания. Вообще все, что происходит с человеком, представляет собой его бесконечный диалог с Богом. В жизни человека нет ничего случайного. У одного каббалиста как-то спросили: «Можно ли изменять жене?» Он сказал: «Да, но не нужно заморачиваться».

Очень правильный ответ.

Преемственность политической системы

Преемственность политической системы в России никто и никогда не смог понять. Вести речь о ней, так же, как и о демократии в условиях родного отечества, означает говорить о мифе.

Рассуждая о роли народа и общества, мы всегда немного лукавим. В свое время мой близкий друг, великий русский матерщинник Юз Алешковский, написавший книгу «Кыш и два портфеля», а также множество выдающихся матерных песен, сказал: «Что значит – «слова народные»? Как вы себе это представляете: двести сорок миллионов уродов сели на завалинку и давай слова сочинять? Такого не бывает!» Точно так же и с политической деятельностью – народные массы никогда не смогут выдавить из себя хоть немного значимую партию. В любом случае должна появиться отдельная яркая личность с феноменальной харизмой, которая, тонко чувствуя создавшуюся в стране ситуацию, провозгласит: «Так жить нельзя!» И уже дальше на этом уровне возмущения произойдет консолидирующее движение. Однако с фразы «так жить нельзя» начинается скорее движение к осознанному протесту, чем к структурированной политической жизни.

Возникает вопрос: если на уровне «мы не пойдем, мы не будем, мы против» существует некое отторжение, достаточно ли этого для возникновения политического движения? Да и можем ли мы вообще говорить о том, что в России есть политические партии? Ведь надо очень долго ковыряться пальцем в ухе, в носу, а потом снова в ухе, чтобы понять, кто это? Вообще, партии – это кто и что, и существуют ли они? Можно сказать: ну конечно, у нас же «Яблоко», у нас Явлинский. Он такой умный, он все знает. Но когда начинаешь слушать то, что говорит Явлинский, удивляешься: а почему это партия? Что делает его партией? И чем его слова отличаются от слов того же Никиты Белых, которого можно будет признать партийным лидером, только если все остальные неожиданно умрут. Смотришь на СПС и спрашиваешь: «Деточки, вы кто? Каковы ваши политические воззрения?» Ведь постаревшие уже дети из СПС что-то бормочут на полном серьезе, выдавая уставшими голосами набор тривиальных истин, с которыми давным-давно никто не спорит. Невозможно создать политическое движение исходя из того, что дважды два четыре, а трижды три девять! Не получится. Все им говорят: «А кто против-то? Ну а чем вы отличаетесь от других?» – «У нас есть Чубайс». – «Да заберите себе Чубайса!» Этого недостаточно.

Смотришь на «Единую Россию»... Мне дико нравится эта куча серьезных людей. Особенно такие, как Андрюша Исаев – постаревший комсомолец с задором. Не покидает ощущение, что одну пластинку, на которой было написано «анархо-синдикалист», из них вытащили, а другую, с надписью «единоросс» вставили. А он ее содержимое так же искренне излагает. Что меня всегда восхищало в людях, так это искренность по заказу. Это не хорошо и не плохо, это данность. Всегда существовал такой тип – тип политических животных. Пиком своих достижений единороссы считают сформировавшуюся у них идеологию. А зачем она вам? Ну кто вам сказал, что у партии должна быть идеология? Кто придумал эту чушь?! Кто будет читать программу партии? Разве люди, которые отдают свое сердце той или иной партии, читают ее программу? Да никогда. Они исходят из совершенно иных соображений. Разве люди, глядя на Геннадия Андреевича Зюганова, думают о том, что он олицетворяет КПРФ – наследницу великих идей диалектического и исторического материализма? Они этого не понимают. Они смотрят на Зюганова и восхищаются: «Как хорошо сшит немецкими рабочими костюмчик Геннадия Андреевича. Замечательно пошит! И голос у Геннадия Андреевича такой солидный». Как говорила Валерия Ильинична Новодворская – этакий «шкапчик славянской работы». И действительно, стоит Геннадий Андреевич прямо, говорит правильно и хорошо поставленным голосом. О злободневном – непростой судьбе сельского учителя.

Но почему это все должно иметь какое-то отношение к партиям? Ведь когда вы идете голосовать, по большому счету, вы не партии выбираете, а лица. Вы просто определяете для себя – симпатично вам это лицо или нет. К сожалению, в последнее десятилетие в России голосование, как правило, носило протестный характер. Мы голосовали не столько за то или иное лицо, сколько против. На этом даже молодежные движения вырастали. Когда человек входит в реальную жизнь, он часто говорит: «Какие же вы все вокруг противные!» Главный же фактор противности предельно ясен: «Вы находитесь на том месте, которое я хочу занять». Поэтому молодой человек не может не удивляться: «Разве там уже кто-то есть? А я? А мне куда, такому замечательному, деться? Значит так, вы все старые, вы коррупционеры, вы тугодумы, вы все плохие! Мы сейчас всех будем выгонять. Вам, отжившим, на смену придем мы, радостные и молодые!» – «С чем придут радостные и молодые?» – спрашиваем. «Мы против того, что есть!» – говорят они. «Замечательно, – соглашаемся мы, – а что будет вместо этого?» И тогда наступает момент истины: «А вместо этого будет хорошо!» – «Хорошо – это как?» А Бог его знает.

В свое время, когда я в очередной раз женился, мой нынешний тесть, Виктор Михайлович Коклюшкин, произнес замечательный тост. Он сказал так: «Я желаю вам, чтобы у вас не отобрали то, что у вас уже есть». Этот тост применим и к политике. Консерватизм в политике имеет принципиальное значение, потому что иногда перемены приводят к резкому ухудшению ситуации, особенно в политической системе. Посмотрите на несчастную историю России: был ли там хоть один сколько-нибудь значимый период, когда преемственность власти была; когда власть передали из одних рук в другие, а люди, взявшие ее, говорили: «Спасибо большое, вот теперь мы будем развивать»? Можно просмотреть всю историю России и убедиться, что этого не происходило. Почему? Когда-то Редьярд Киплинг сказал о России, что она считает себя самой восточной страной на Западе, хотя на самом деле является самой западной на Востоке. Если четко осознать, что мы навряд ли являемся частью западной цивилизации, по крайней мере, в политических аспектах жизни, тогда политическая картина России будет выглядеть совсем по-другому.