Мы искали друг друга

Щипанов Сергей Валентинович

— Фи! — небрежно бросила Зуля. — Ты просто не умеешь обращаться с «преподами». Они же, все, кобели. Им бы только на голые коленки поглазеть, да в вырез платья залезть зенками.

— Куда уж нам с тобой тягаться! Ты их наповал убиваешь… Хи-хи, — усмехнулась Ленка. — Как наставишь два своих орудия, они тут же сдаются. Так?

— А-а, фиг! Профессор, старый хрен, пялился на сиськи, пялился, ну, думаю — пять баллов обеспечено… Вот паразит — я ему и ответила всё! А он: Деникаева, я вам не могу поставить «отлично», знания у вас поверхностные. Ну, не гадство?!

Зулька,

надо отдать должное, на экзаменах отвечала блестяще, что удивительно — при её-то непутевости. Красивая девка, татарка по отцу, по матери украинка, Земфира Деникаева (так звалась она согласно паспорту) могла, что называется, отмочить номер. Взять, хотя бы, такое её признание: как-то раз попала Зуля в одну веселую компанию, «перебрала» и отрубилась напрочь, а наутро обнаружила, что…. как бы помягче выразиться, лишилась невинности. «И ты на них не заявила?», — удивилась Ленка. «Да, ну… Я же ничего не помнила. Обидно только: самый волнующий в жизни момент пропустила». Зуля так легко и непринужденно поведала о своем «грехопадении», что воспринималось оно досадным казусом, не более.

— Значит, два события отмечаем, — обратилась Зулька к Александре, — минералогию и окончание твоей диеты? Как ты, бедная, выдержала?

— Нормально. Ко всему привыкаешь… А, если честно, нет-нет, да не устоишь: тортика кусочек, картошечки жареной…

— Винца рюмочку, — добавила Зуля.

— Кто о чем, а вшивый о бане, — засмеялась Саша.

Зуля отмахнулась.

— Ну, тебя… А я тоже болела желтухой. Давно, в детстве. Лет пять мне тогда было, или шесть… Только я не в «Заразке» лежала, а в Детской инфекционной… знаете, да? Нет? Повезло вам, значит. Помню: нас заставляли постельный режим соблюдать, а кто не слушался — нянечка грозилась трусы отобрать.

— Как это?

— Вот так. Снимут с тебя трусики, и будешь лежать под одеялом, как миленькая. Не станешь же с голой жо… по палате бегать… Ха-ха-ха.

Все трое покатились со смеху. Саша представила себе Зулю, не ту, пятилетнюю, а сегодняшнюю, бегающую нагишом…

— Ну, Зулька! Уморила.

Саша с трудом одолела хохот, вытерла слезы.

— К нам, слава богу, таких мер не применяли.

— Напрасно. На вас, поди, управы не нашлось. Шастали, небось, к мужикам. А? Я заметила, там имелись симпатичные мальчики.

Зуля, вместе с Куракиной, пару раз навестили подругу в больнице. Деникаева, неугомонная, и в «Заразке» строила глазки мужичкам-пациентам.

Ты, подруга, давай колись: были у тебя там шуры-муры? По глазам вижу — были!

— И как ты догадалась, — не стала отрицать Саша.

Ей, вдруг, мучительно захотелось рассказать девчонкам о Максе — вино, похоже, сделало свое дело, развязало язык. Только, о чем, собственно, рассказывать? Если разобраться, ничего ведь и не было…

Беседа подруг прервалась самым неожиданным образом: хлопнула входная дверь. Девчонки испуганно посмотрели на Ленку: родители?!

— У нас гости?

В комнату вошел высокий парень.

У подруг отлегло от сердца — это же Ленкин брат, Борис.

— Привет, — поздоровался

с девушками Боря. — Празднуем? По какому случаю?

— Мы минералогию спихнули, — ответила Ленка. — А ты, почему не на даче? Я думала, вы все уехали…

— Ага, размечталась! — Борис подмигнул Саше и Зульке. — Работы полно, какая нафиг дача… Кузов одному хмырю рихтовали, надо было срочно закончить.

Борис работал на СТО автослесарем, а по выходным, иногда, шабашил. Он был на два года старше Ленки, и уже отслужил в армии. Кроме того, учился на заочном. Самостоятельный человек. И всегда при деньгах.

— Меня возьмете в компанию? — продолжил Борис, подошел к столу, взял в руки бутылку, повертел. — Такую ерунду пьете!

— Я им говорила, — подхватила Зуля.

Борис хотел что-то сказать, но взгляд его остановился, на Зулиной груди, и… слова застряли в горле. Зулька сидела все равно, что голая, футболка не в счет — скорее раздевает, нежели одевает…

— М-м, — промычал Боря нечленораздельно. — Один момент!

Он вышел в прихожую, и тут же вернулся с пакетом, из которого достал бутылку с лейтенантскими звездочками на «погончике».

— О! — оживилась Зулька. — От це, дило, як каже моя мамо.

Саша приуныла. Коньяк, да еще в сочетании с вином, не входил в ее программу. Нельзя так резко нагружать печень. А станешь отказываться, скажут: ломается. Кроме того, единственный, как с неба свалившийся кавалер, будет, ясное дело, на Зульку пялиться, а ей — ноль внимания. В общем, пора смываться. Надо же и честь знать…

2

Жизнь опять становилась легкой и радостной. Висевшая дамокловым мечом минералогия не отравляла больше существование. Сессия еще не закончилась, но уже можно было дать себе послабление, отдохнуть от зубрежки, переключить мозги с формул на что-нибудь более приятное.

Летом Саша просыпалась рано, вставала, пока еще не жарило сумасшедшее солнце.

Легкий ветерок из распахнутого настежь окна надувал занавески, щебетала и чирикала птичья мелочь, слышалось ритмичное шарканье метлы дворника. Саша сладко потянулась, встала, подошла к окну — наслаждалась утренней прохладой. В сонной тишине двора гулко звучал, доносившийся с улицы, шум редких машин, подвывание троллейбусов — звуки просыпающегося города.

На кухне — было слышно — лилась вода; мама уже встала, набирала чайник, собиралась готовить завтрак. Саша прошла в ванную — умываться.

— Ты чего в такую рань? Не спится? — окликнула ее мама.

— Доброе утро, мулечка, — промурлыкала в ответ дочка.

— Доброе, — подтвердила муля. — Раз уж встала, сходишь за молоком, ладно? Сейчас приедет «корова».

Сине-желтый молоковоз, прозванный «коровой», появлялся каждое утро в восьмом часу, оповещая жильцов оглушительным гудением рожка; тот час же выстраивалась длиннющая очередь с бидонами и трехлитровыми стеклянными банками. Шофер, тучный носатый осетин Гриша в неизменной фуражке-«аэродроме», обслуживал быстро, споро наполнял тару, принимал рубли и трешки, подгонял нерасторопных покупателей: