Мы из ЧК
Шрифт:
Леонов уронил голову на стол, почувствовав себя сиротой. Мы привыкли связывать все хорошее в нашей жизни чекистов с именем Феликса Эдмундовича.
Нарушил молчание Бочаров.
— Давайте проведем операцию быстро! В память о Дзержинском.
В нашем положении долго переживать не приходилось: дело звало!
Павел был знаком с городами губернии лучше нас, и ему легче было связаться с местными чекистами, без помощи которых взять на учет склады не представлялось возможным. А я и Васильев должны были в архивах найти ответ: какова механика
— Сухари вы! — неожиданно сказал Леонов, поднимая голову. — Деляги!
Васильев потянулся до хруста в суставах, охватил нас ручищами, притянул к себе и сказал:
— Пошли ко мне! Леонов, давай с нами!
Мы с Павлом Бочаровым завернули ко мне на квартиру и взяли с собою Анну Ивановну и мою дочку Светланку.
Женщины на скорую руку накрыли стол. В скорбном молчании мы почтили память великого правдолюбца, незабвенного Феликса.
— Душевный человек ушел! — вздохнул Бочаров.
В Москве Павел оправился от ранения, но по-прежнему был худой и нескладный. После гибели Оксаны стал еще более замкнут. Вмятина на щеке, полученная в Сибири, выделялась бледно-розовой маленькой розеткой с оборванным лепестком.
— За честность во всем! Феликс Эдмундович, по-моему, был самым честным человеком. Кристально честным! И верил людям. Сильно верил. По себе знаю… Помните, мне поручили дело Семена Олейника. Два дня дал тогда Платонов… Верите, я две ночи не спал, все распутывал клубок и выбирал, где ложь и где правда. Сам мучился. Каждый час ожидания в заключении — это час человеческого страдания. Ведь Олейник знал, что ему сулил Коренев. Смерти своей ждал. Эх, сейчас кое-кто легко относится… Поставьте себя на место арестованного. Посидите час за решеткой. Только мысленно вообразите: вас ждет смерть! И если это без вины…
Такие же думки тревожили и меня! Я обнял Пашку за плечи:
— Клятву не забыл?
Павел понял и крепко сжал мою руку. Ответил восточной присказкой:
— Человек с друзьями — как цветущая степь. Человек без друзей — как пустая горсть!
Работник службы сборов знакомил нас с порядком оформления документов:
— Отправитель вагонов составляет накладную, где указывает род груза, пункт назначения и получателя — организацию, учреждение, предприятие или частное лицо, которому предназначается товар. Если все благополучно, эти документы после раскредитования поступают в финансовую службу управления дороги. Ну, если пропажа — к нам, в бюро претензий. Вот, извольте, претензионные дела! — он растворил дверцы шкафа. И на нас глянули корешки, наверное, тысячи папок.
Василий Михайлович почесал затылок.
— Елки-моталки!
— А вы, молодые люди, газету «Правду» читали?..
По совести признаться, чтением не всегда удавалось заниматься. И в тот раз мы отвели глаза. Но старикашка был настойчив.
— Тут, товарищи, о Дзержинском пишут. — И подал нам «Правду».
Мы углубились в чтение.
«После Фрунзе — Дзержинский. Старая ленинская гвардия
Каждое слово статьи отдавалось в моем сердце. Мы с еще большей остротой чувствовали, какая ответственность легла на наши плечи, плечи коммунистов. Стремление было одно — лучше делать свое дело! И с особенным рвением принялись мы разматывать клубок хитрых махинаций с кражей грузов.
Больше все-таки было мелкого воровства: чемодан, ящик, мешок, баул. И на все эти случаи утраты акт, объяснение и приказ. И все это в папках. И все это проходило перед нашими глазами! Не день, не два — недели ушли на разбор пыльного «добра». Меня то и дело тревожили в ГПУ:
— Скоро?
А что ответить?.. Копаемся дни и ночи. Находим накладные, по которым кто-то изменял путь вагонов. Переадресовка — на предъявителя. Это значило — получай, кто желает! Факты, как правило, давние, полгода, год, а то и два. Ищи ветра в поле! Росписи получателей — закорючки!..
— Организации, которым вновь назначались грузы, проверили? — поинтересовался начальник ДТО ОГПУ, по привычке потирая лысую голову.
— Руки не дошли, Макар Алексеевич.
И снова на меня уставились пытливые глаза: как же ты, товарищ, не сообразил?..
Васильев выехал в пункты, куда были засланы товары. Вернулся очень быстро. Докладывает:
— Вагон сахара следовал в Юзовку. Переслали в Знаменчу. Адрес новый — рафинадный синдикат. Но в Знаменче нет и в помине такой организации! А груз кем-то получен… Вот мука. Сперва назначалась потребиловке шахтеров, а потом — Бердянску. Союзу незаможников. В городе нет такого союза. А мука уплыла! Роспись в получении — загогулина!.. Хорошо воруют. Приятно иметь дело с умными людьми!..
Я с благодарностью думал о Макаре Алексеевиче, который подсказал нам пути поиска. Мои размышления прервал работник службы сборов.
— Два вагона макаронов пропали! — кричал он по телефону. — Свежие акты поступили!
Какая-то сволочь крадет у людей еду. Наживается на наших трудностях. Лишает наших детей счастья. Это же убийство из-за угла!..
Злость подлых грабителей вела нас по кипам документов, заставляла торопиться, не давала покоя ни на минуту. В глазах рябило от цифр, букв, росписей. Ночами перегруженный впечатлениями мозг воссоздавал причудливые сплетения вагонов вермишели, заляпанных чернилами актов, детских ботиночек…
Но вот огромная, как скатерть, ведомость готова! Несем ее к Макару Алексеевичу. Даже беглый просмотр свидетельствует: почти все таинственно исчезнувшие вагоны изменяли путь в Сидельникове.
— Это логично: рядом Донбасс! — раздумчиво говорил начальник ДТО ОГПУ. — На шахтах частые перебои с хлебом. Детишки горняков месяцами не видят сахара и конфет. Хозяйкам не из чего приготовить обед. Вот вам и политика! Хитро делается.
— Политика — это сконцентрированная экономика! — щегольнул Васильев.