Мы из ЧК
Шрифт:
В условиях продолжающейся подрывной деятельности империализма важную роль играют органы государственной безопасности… Партия последовательно воспитывает работников этих органов в духе ленинских принципов, неукоснительного соблюдения социалистической законности, в духе неустанной бдительности в борьбе за ограждение советского общества от действий враждебных элементов, от происков империалистических разведок.
Идоята
— Товарищ, можно вас?
— Да.
— Я знаю, вы чекист, — сказал Розыбакиев. — Иду к вам, в ОГПУ. Надо посоветоваться по одному, как мне кажется, очень важному вопросу. Может быть, поможете мне, сведете с нужным сотрудником.
— Пожалуйста, — согласился Хлебников. — Идемте. Я вас выслушаю.
Когда они вошли в здание губотдела, что и теперь еще стоит на углу улиц Гоголя и Карла Маркса, уселись за стол, Розыбакиев, оказавшийся образованным, интересным собеседником, продолжил начатый в парке разговор:
— Осенью 1921 года в доме моего товарища Керимахуна Мусабаева я познакомился с человеком, приехавшим из Кашгарии. Он назвался шейхом. В разговоре с ним я узнал, что имамы и муллы вместе с гоминдановцами и англичанами угнетают кашгарцев, унижают их человеческое достоинство.
Позже, когда гость ушел, Керимахун рассказал, что шейх, высокообразованный священнослужитель, носит сан дамуллы. Среди проживающих на территории Казахстана уйгуров-кашгарцев он слывет наиболее прогрессивным человеком.
Хотя Керимахун отзывался о шейхе хорошо, у меня о нем сложилось впечатление не как о прогрессивном, по-доброму настроенном человеке, а как о религиозном фанатике. В беседе он часто ссылался на Коран, останавливался на истории Магомета…
После этого я с шейхом не встречался и не знаю, сколько времени он пробыл в Алма-Ате. Позднее слыхал, что шейх уезжал на два года в Андижан, затем снова вернулся в Алма-Ату, занялся торговлей и вскоре стал имамом местной уйгурской мечети.
Недавно я встретил его на городском мучном базаре. Он спросил, читал ли я в последнем номере газеты «Кзыл узбек» статью об антипартийной оппозиции? И когда я ответил, что не читал, шейх пригласил меня к себе домой, показал эту газету. Дождавшись, когда я закончил чтение статьи, он спросил, какого я мнения об оппозиции. И тут же высказал свою мысль.
— Это хорошо, что политика Советской власти осуждается самими же ответственными партийцами. Оппозиция права, так как указывает на неправильные действия партии, и правительства.
Позднее я заметил, что шейх пользуется среди уйгуров-кашгарцев большим авторитетом и к нему часто приезжают люди, побывавшие за кордоном. Недавно, например, у него останавливался кульджинский торговец Султан Ахун, который из Алма-Аты часто ездит в Москву.
— Мне кажется, — сказал в заключение Розыбакиев, — тут что-то
— Как его зовут? — спросил Хлебников.
— Я не знаю его имени. Говорят, у него две фамилии.
Розыбакиев вскоре ушел, а Михаил Петрович, озадаченный его рассказом, продолжал сидеть. Он думал над тем, где добыть хотя бы краткие биографические данные на этого шейха. Как докладывать об этом руководству, если даже неизвестна фамилия человека, подозреваемого в преступлении.
Наконец, Хлебников встал из-за стола. Высокий, стройный, он всей своей фигурой походил на хорошо тренированного спортсмена. Медленно прошелся по кабинету. Тихо скрипнули половицы. «А что, — решил Хлебников. — Пойду-ка я к Сашке, доложу ему обо всем, посоветуюсь». Взяв со стола протокол, тетрадный листок со своими заметками, направился к начальнику отделения Романову, опытному оперативному работнику, общительному товарищу, умевшему ладить со всеми сотрудниками отдела.
Прочитав заявление Розыбакиева, Александр Иванович Романов некоторое время молчал, припоминая что-то, затем сказал:
— Так это же, наверное, тот шейх, которого губотдел еще до моего приезда из Петропавловска проверял как перебежчика. А ну-ка подай мне зеленую папку, она на верхней полке шкафа.
Быстро перебирая документы, Романов нашел протокол допроса шейха Хафизова, материалы проверки его личности.
— Ну вот, видишь, — улыбнулся Романов, — оказывается, память верно служит. Шейхом уже занимались. Давай посмотрим, что тут написано о нем.
Из документов явствовало, что шейх Хафизов родился в памятный год, когда народное восстание дунган, уйгуров, продолжавшееся более четырнадцати лет, было жестоко подавлено китайской императорской армией.
Касым, отец новорожденного, был жителем кишлака Буруктай, расположенного вблизи древнего Кашгара. Он славился по всей Кашгарии не только своим богатством, но больше, как содержатель и руководитель религиозной мусульманской школы. Когда разнеслась весть о рождении сына, к Касыму пришло много людей с поздравлениями и подарками. Отец с улыбкой смотрел на маленького большеголового ребенка и думал: «Ну, вот, у меня теперь есть сын, который будет продолжать начатое дело». И дал ребенку имя Асадулла.
Маленький Асадулла подружился со своим сверстником, сыном крупного торговца Юсупом, и был с ним неразлучен. Вдвоем бегали они на Кашгарку купаться, ловить рыбу, а потом вприпрыжку, наперегонки неслись обратно.
Шло время. К восемнадцати годам Асадулла окончил мусульманскую старометодную школу в Кашгаре, которая готовила служителей ислама. От своего учителя узнал, что на территории Синьцзяна образовался ряд ханств, во главе которых после длительной борьбы и при поддержке Англии встал выходец из Кокандского ханства эмир Якуб-бек. Английская разведка пыталась превратить Западный Китай в свою колонию, в плацдарм для активной агрессии в Казахстан и Среднюю Азию.