Мы купили книжный магазин
Шрифт:
В этот же день я отправляюсь в Клагенфурт на вручение премии Бахмана, беру с собой рукопись Глаттауэра и на всякий случай покупаю несколько газет на вокзале. Когда поезд подходит к Винер-Нойштадт, я все-таки начинаю читать и после нескольких страниц втягиваюсь. И еще как. Дорога от Вены до Клагенфурта на поезде занимает ровно четыре часа. Хорошо, что я быстро читаю, иначе бы просто не сошла на нужной станции и укатила в Италию: невозможно было оторваться. В Клагенфурте я набираю Даниэля, номер редакции его газеты я до сих пор знаю наизусть.
— Я прочитала текст!
— Да?
— Ты разбогатеешь на нем!
— Ты серьезно так считаешь?
— Я уверена. Мы все отлично на нем заработаем.
И я уверена, что это сравнению не подлежит, то есть нельзя сравнивать божий дар с яичницей, но в этом
И когда представитель возвращается, чтобы принять мой заказ на новый роман Глаттауэра, я с ходу заявляю: «Беру триста экземпляров». А он смотрит на меня как на сумасшедшую. И триста — это только начало.
Именно такие книги заставляют забыть о том, что ты слишком много работаешь и слишком мало зарабатываешь, зато мы продаем самый прекрасный продукт на свете. Мы продаем истории. Легкие развлекательные романы могут восхитить меня так же, как и так называемая серьезная литература, и нередко это разделение доставляет мне немало хлопот. Каждый раз приходится лавировать, чтобы подобрать книгу покупательнице, которая приходит к нам с просьбой: «Порекомендуйте хорошую книгу». Что бы это могло быть? Что такое хорошая книга в представлении этой женщины? Что-то среднее между Эльфридой Елинек и Сесилией Ахерн, но как мне спросить, не затронув чувств клиентки? «Что-нибудь посерьезнее или поувлекательнее?» Какой дурацкий вопрос! Почему серьезное не может быть увлекательным? Но, конечно, важно получить ответ на этот вопрос, потому что есть книги, которые некоторым людям точно не понравятся. Правда, еще сложнее, когда ищут что-нибудь в подарок. Иногда к нам приходят словно в цветочный или винный магазин и просят завернуть книгу в подарок. Но без понятия какую.
— Подарок на день рождения для пятидесятилетней женщины.
— Чем она интересуется?
Я пытаюсь объяснить клиенту, что это все равно что войти в четырехэтажный магазин одежды и сказать охранникам: «Мне бы что-нибудь надеть». Что — шубу, носки, бюстгальтер, мужской костюм, бикини? Выбор велик, и не все взаимозаменяемо. То же самое и с книгами, и нужно постараться хотя бы приблизительно понять вкус человека, которому предназначается подарок. И это не имеет ничего общего с «купившие это также интересуются…»
Кроме того, есть книги, которые я считаю замечательными, но пересказать их не получается. Это просто невозможно. Я пробую несколько раз и уже ко второму предложению замечаю, как внимание слушателя рассеивается, его взгляд скользит по следующей книге, и зачастую я не понимаю, почему так происходит. Это можно выяснить только при первой попытке продажи: книги сложены в стопку, вы заранее ознакомились с содержанием, оно вам понравилось, и заказан большой тираж. Но продать его не получается. К счастью, у нас есть замечательные постоянные покупатели, которые настолько нам доверяют, что иногда достаточно лишь сказать: «Надо брать. Отличная книга».
Приятная фрау Д., которая ищет хорошую книгу для своего отпуска, просит что-нибудь посоветовать. Я в восторге от романа, который сейчас читаю, и рекомендую его. Ингредиенты: глухой ребенок, ферма где-то в США, разводят собак. На самом деле меня ничего из этого особо не интересует, но тем не менее роман захватывает и увлекает. Фрау Д. настроена скептически, ее тоже не очень интересует разведение собак на американском Среднем Западе, но она поддается моему энтузиазму. Единственное, что важно для нее, — чтобы не было трагедий; в конце концов, она в отпуске и не хочет расстраиваться. Фрау Д. работает в хосписе.
На выходных я дочитываю толстую книгу до конца. Меня охватывает паника. И речи не может быть о счастливом конце! Полный депрессняк!
И каждые несколько лет попадается книга, первые двадцать страниц которой я читаю, затаив дыхание. Я заставляю себя читать медленно, впитывая язык, хотя и предпочла бы проглотить разом, чтобы быстрее понять, продолжится ли в том же ключе, как началось. Совпадает ли заявленное с содержимым. И если совпадает, то я превращаюсь в миссионера: хочу, чтобы люди, которые мне небезразличны, да и все остальные тоже немедленно прочитали эту книгу. Немедленно. В такие моменты я совершенно уверена, что выбрала правильную профессию, что другой и быть не может и что нет ничего важнее, чем донести эту историю до как можно большего количества людей. Я бы с удовольствием раздавала такие книги бесплатно, иногда мне не хочется их продавать, зарабатывать на них деньги. «Здесь не страшно» — неприметная книга с деревьями на обложке, автор мне незнакома — Моника Хельд, но я прочитываю роман за одну ночь. Тема нелегкая: история любви между человеком, пережившим Освенцим, и человеком, родившимся после войны. Нам нередко приходится слышать от покупателей что-нибудь наподобие «Ну сколько можно с этими старыми байками» или что книга слишком трагична и, вероятно, не подойдет для чтения на зимних каникулах в перерывах между лыжными трассами и вечеринками в горной хижине. Первым, кому приходится ее прочитать, становится Оливер. Не совсем по своей воле: с его стороны кровати возвышается груда непрочитанных книг, и этого романа определенно не было в списке. Но иногда я могу быть очень напористой, и тогда он понимает, что ему не остается ничего другого, как исполнить мою просьбу. Примерно на полпути он признается, что на такие темы скорее предпочитает нехудожественную литературу, но дочитывает роман, и слезы бегут по его лицу. Это работает.
Мне нужно обязательно познакомиться с автором. У меня получится. И мне можно. Это еще одна из тех возможностей, за которые я обожаю свою работу. Я приглашаю ее в Вену на чтение, организую мероприятие, преследуя только собственные интересы, потому что прежде всего я хочу познакомиться с автором этой замечательной книги. Что это за женщина, которая пишет такие истории, одновременно настолько смешные и грустные, нежные и безжалостные, что вызывают у меня ощущение, будто каждый, кто мне дорог, должен выйти из магазина, неважно, моего или другого, — главное, с этой книгой в руках.
Я пишу рецензию в литературный раздел крупной австрийской ежедневной газеты, она получается очень личной, но я согласовываю ее с редактором. В конце концов, книга затронула меня настолько глубоко, что мне бы ни за что не удалось написать «обычную» рецензию, и я все-таки больше не литературный критик, а книготорговец, так что написать рецензию для меня — что-то из ряда вон. Все хорошо, пока я не открываю свою страницу в «Фейсбуке»?[16] в воскресенье утром: какая-то женщина недовольна субъективной статьей «самопровозглашенного литературного критика» и злобно обвиняет меня в том, что моя рецензия — это откровенная реклама мероприятия, которое должно состояться на следующий день. «Почему редакторы так упорно воздерживаются от того, чтобы указать новоиспеченному рецензенту, что литературная критика — это не просто анонсы мероприятий и лайки в социальных сетях?» И это у всех на виду. В «Фейсбуке»?. В воскресенье утром.
На глаза наворачиваются слезы: не потому, что ей не нравится мой текст, а потому, что она, по всей видимости, совсем не поняла, что я хотела сказать. Речь совсем не обо мне, не о моей репутации рецензента и не о предстоящем мероприятии. Для меня речь идет о самой трогательной книге о холокосте, которую я когда-либо читала, не считая, пожалуй, «Прощания с Сидонией» Хакля, но мне тогда было восемнадцать лет. Я не заработала на этом ни цента, мне было бы абсолютно все равно, если бы мое имя нигде не появилось, а сорок человек, которые придут в этот раз, приходят на каждое чтение — даже на те, на которых выступают неизвестные авторы и о которых заранее не сообщается в газетах.