Мы никогда не умрем
Шрифт:
И он любит его. Сейчас Вик чувствовал это явно, словно носил под сердцем маленькую, жгучую искорку, от которой по крови толчками разливалось тепло. Мартин не раз доказывал свою любовь, но на самом деле Вику уже не требовались доказательства. Он понял, что такое любовь на самом деле.
Любовь — это закрыть собой от удара.
Любовь — это не давать чувствовать боль от удара.
Любовь — светящаяся рыбка в нестрашной темноте. Толстая зеленая тетрадь со сказками.
Любовь — спасение от смерти. Не нужны ему настоящие друзья, не способные увидетьрыбку в темноте и с лета сварить банку варенья, чтобы подарить зимой.
Подружиться с кем-то, надо же! Глупый Мартин, сам не знает, о чем просит.
А Мартин отчаялся договориться с другом. Он сам был чужд компаний. Ему тоже было достаточно общества Вика, хотя он, в отличии от мальчика относился к людям с доброжелательной симпатией, а не с угрюмой настороженностью. Вик не мог понять, почему эти жуткие багровые полосы от ремня сошли со спины и вместе с тем — с его души? Совсем не озлобился, не затаил обиды ни на мир, который так к нему жесток, ни на него, Вика? Только к отцу Мартин стал относиться с уже нескрываемым холодом и все время ждал подвоха.
Выпавший снег сгладил все очертания, дав потемневшему дереву забора и сарая искрящееся серебро. Окна замутили узоры, а деревья, оставшиеся без листвы, теперь держали на ветвях тяжелые снежные кружева. Такой мир казался Вику прекрасным. Правильным. Холодным и белым, как чистый лист бумаги, на котором ничего не хотелось писать.
Зимние дни тянулись темные, теплые и тихие. По ночам Мартин зажигал в темноте гирлянды разноцветных огоньков и рассказывал истории. Они больше не ходили в лес, на рыбалку и редко бывали в деревне. Мартин боялся, что опять начнутся проблемы с едой, но куры продолжали нестись — он узнал, что нужно добавить в их рацион и смог затянуть дыры под потолком курятника пленкой так, чтобы света проникало достаточно, но птицы не мерзли.
Отец зарезал еще одну свинью, на этот раз сам. Сам разделал ее во дворе. Половина мяса пошла на продажу, половина — в холодильник. Весь двор был залит кровью, которую отец и не подумал убрать. Утром Мартин широкой лопатой чистил место разделки. Лопата была слишком тяжелой и громоздкой для семилетнего ребенка. Но ходить по перемешанной с грязью крови показалось Мартину худшей перспективой, чем тяжелая работа. Собаки тянулись со своих цепей к замерзшей крови и протяжно скулили. Подумав, он подвинул кучу снега к их будке. К утру от нее не осталось ни следа.
В углу кухни стоял мешок картошки, у Вика в комнате в деревянном ящике лежали переложенные чистой марлей сушеные грибы.
Мартин научился заваривать чай с собранными летом травами. Терпкий, темно-янтарный напиток оставлял после себя тяжелое, сонное тепло. Все это позволяло долго не задумываться над тем, что им придется есть завтра. В освободившееся время они читали.
Недавно Вик нашел на чердаке заколоченный ящик и убедил Мартина его вскрыть. В ящике обнаружились книги. Судя по подписям на форзаце, они принадлежали матери Анатолия. Больше половины — любовные романы. Еще была небольшая брошюра со схемами вязания и приключенческие романы. Ни одна из этих книг явно ни разу не читалась.
— Мартин, отец не разрешает читать книги.
«Но ты ведь читаешь привезенные из дома. И я тебе читал те, что нам давала Пася», — отозвался Мартин.
— Да, поэтому я предлагаю этот ящик задвинуть в угол, накрыть той занавеской и брать оттуда под одной, — улыбнулся Вик.
«Там, на полке, видишь штука, похожая на бутылку?
— Что это? — спросил он, разглядывая предмет.
«Керосиновая лампа. В сарае есть керосин. Это чтобы по ночам не включать свет, отец может заметить. Мои огоньки не светят, к сожалению…»
Лампу они отмыли и зажгли в тот же вечер. Мутное от царапин и времени стекло пропускало рассеянный желтый свет. Он был тусклым, но его вполне хватало, чтобы осветить странички книги. Читал Мартин, вслух, а Вик слушал, жалея, что не может прикрыть глаза. В такие моменты ему казалось, что друг сидит рядом. Держит на коленях раскрытую книгу, и водит по строчкам рассеянным взглядом.
— Двадцать седьмого февраля 1815 года дозорный Нотр-Дам де-ла-Гард дал знать о приближении трехмачтового корабля «Фараон», идущего из Смирны, Триеста и Неаполя…[1]
«Как называется корабль с тремя мачтами?»
— Таких много. Это может быть барк или люггер… Баркентина… Это торговый корабль, так что люггер вряд ли… Зачем тебе?
«Представить…»
— Ты представляешь, чем барк отличается от баркентины? — с улыбкой спросил Мартин.
«Нет, ты представляешь», — улыбнулся Вик в ответ.
Мартин отложил книгу и протянул руки вперед. На его ладонях почти незаметный в темноте призрачный парусник.
Это барк. На его борту едва золотится надпись «Фараон». Мартин бы представил на французском, но он не знал языка. Он, по правде сказать, сам не знает, откуда берутся образы кораблей. И не знает, откуда берутся названия. Он не может помнить, как мать читала ему в раннем детстве «Справочник вахтенного офицера», оставшийся на полке со времен единственной поездки в Ялту. Там его купил дедушка Виктора, когда-то тоже грезивший парусами. Эту книгу Полина читала, не понимая ни слова. Но ей было, в сущности, все равно, что читать, а сын засыпал под заклинание: «фор-стень-стаксель (или фока-стаксель), кливер, бом-кливер, летучий кливер…» не хуже, чем под сказки. Позже он листал эту книгу, разглядывая картинки и еще не соотнося их с надписями. Но Мартин-то мог соотносить.
— Будешь слушать дальше? — спросил Мартин, с сожалением стряхивая с ладоней призрак корабля.
«Да…»
— Как всегда, портовый лоцман тотчас же отбыл из гавани, миновал замок Иф и пристал к кораблю между мысом Моржион и островом Рион…[2]
…
Они давно погасили лампу и отложили книгу, но сон никак не шел.
Лампочка под потолком светила фальшивым белым светом. Это так странно было — светящаяся белая лампочка в темноте. Ничего не освещающая. Вокруг нее вились такие же фальшиво светящиеся белоснежные мотыльки. Вик наблюдал за ними, но почему-то сегодня чудеса Мартина не приносили ему покоя.
Мартин сидел в кресле и смотрел в огонь, рассеяно водя в воздухе рукой. Орест огибал его запястье, обвиваясь браслетом, скользил между пальцев и падал к локтю. Мартин улыбался. Он ждал, пока Вик уснет и можно будет забыться самому.
— Мартин, а куда пропал Пушистик? — спросил его Вик, нарушив тишину.
«Ты что, соскучился?» — усмехнулся Мартин.
Мартин был рад, что монстр перестал тревожить Вика. Может быть потому, что он тогда преодолел свой страх и пересек коридор, чтобы помочь отцу. А может, потому что появился страх более реальный и осязаемый.