Мы никогда не умрем
Шрифт:
— Смотри!
Они пришли к озеру. Не к тому, в котором учил его плавать Мартин прошлым летом. Это было маленькое озеро в глубине леса. Озеро, полное ледяной, черной воды, по берегу поросшее теми самыми красными цветами, веточку которых он оставил у Риши в волосах.
На берегу лежала лодка.
Вик почувствовал, как что-то взметнулось в душе.
«Даже если мы сможем ее починить — мне не дотащить ее до большого озера, а это совсем маленькое… что она тут вообще делает?» — расстроенно подумал Вик.
Полусгнившая
Вик подошел к лодке. На днище зияла огромная дыра.
— Я помню, ну ты вроде любишь корабли и воду… В общем, я думала, тебе понравится, — смущенно закончила Риша.
Она явно надеялась, что Вик обрадуется. Вик обрадоваться не мог, и незаметно уступил Мартину, который видел в лодке просто кучу гнилых досок, а не мертвый корабль.
Он и так много мучился дурными предчувствиями и видел тревожных знаков. Ему не нужны мертвые корабли.
— Ты же вроде умеешь из дерева вырезать?
— Да… Только ремонт придется отложить. Смотри, — с улыбкой показал он в разлом.
«Вик, смотри, какая прелесть», — про себя сказал Мартин, склоняясь над лодкой.
«Это же…»
— Лисята! — восхищенно выдохнула Риша.
Пятеро серебристо-песочных, желтоглазых щенков, ничуть не опасаясь разглядывающих их детей, смотрели на них из дыры. Один, самый смелый, стал на задние лапы, опершись о борта лодки, и, к восторгу Риши, ткнулся мордочкой в протянутую ладонь.
— Риш, ты бы не трогала… И надо отойти, я думаю, где-то неподалеку их мать, а лисы в гневе, знаешь ли, ужасны, — отметил Мартин.
В эту же секунду в голове зажегся образ — стоящая на задних лапах угрюмая лиса в цветастом переднике, угрожающе сжимающая скалку. Вик, представивший себе эту картину, сдавленно хихикал, а Мартин, подумав, добавил к образу красный, в белый горошек, бантик, кокетливо прикрепленный возле острого черного уха.
— Да ты смотри, какие они славные! Наверняка их мама такая же…
Мартин сильно сомневался в славности матери пятерых детей, тем более если речь идет о лисе. Впрочем, щенок не уходил, и Мартин легко коснулся любопытного мокрого носа.
Улыбнувшись, он отошел от лодки и сел на лежащее на берегу поваленное дерево. Его крона полоскалась в воде, и кое-где еще даже не смыло листья. Вскоре к нему присоединилась Риша. Она молча вытащила из сумки термос, налила в крышку чай и протянула ему.
— Спасибо.
— Тебе спасибо. Вик, ты зачем со мной возился?
— Я же говорил, что хочу быть твоим другом. Что тебя тревожит?
— Мама сказала, что никто из мальчиков не захочет со мной никогда… просто так дружить.
— Просто так? А что мне может быть от тебя нужно? — Мартин смутно подозревал, о чем идет речь, но знания его были крайне скудны, а убеждение, что между детьми не может быть таких условностей — слишком велико.
— А я не знаю, — странно вздохнув, ответила
— Понятия не имею, — улыбнулся Мартин, касаясь кончика ее носа, как несколько минут назад коснулся лисенка.
Нос у нее был такой же холодный, но сухой. Риша рассмеялась и положила голову ему на плечо. Мартин только вздохнул — ему пришлось привыкнуть к ее непосредственности. Смирившись, он обнял ее за плечи и притянул к себе. Она опять замерзла.
…
На улице теплело. Мартин дал добро, они распечатали окно и открыли его впервые с осени. Несколько дней они потратили на генеральную уборку, перемыв всю комнату, перестирав и высушив на улице все белье. Им даже удалось достать полбанки белой краски, и Мартин побелил оконные рамы, и по просьбе Вика увековечил белоснежную чайку, когда-то нарисованную мелом на дверце шкафа.
Дом, в котором жил Вик, умирал. Зарастал хламом и грязью, пропитывался запахами гари, сигарет и алкоголя. Дом ветшал, терял облик, расползался трещинами, надломами и пятнами ржавчины. И только комната Вика выглядела жилой.
Отец стал регулярно привозить продукты. Несколько раз он даже пытался с ним поговорить, но Вик отвечал односложно, безукоризненно вежливо и отстраненно.
Вику отец давно стал не нужен. Он даже за стрижкой стал обращаться к матери Риши, которая привыкла подстригать сыновей. Он научился готовить, ухаживать за курами, скоро они с Мартином должны были засадить знакомый угол за курятником. Он начал заказывать книги в городской библиотеке через Ришиного отца.
Жизнь налаживалась.
И была еще одна тайна, о которой Мартин не говорил Вику. Там, в темноте за стенами его дома, он нашел тонкую, белую ниточку. Совсем тонкую, толщиной не больше волоса. Прямо в клубящемся мраке.
Сначала Мартин не мог поверить. Не хотел, боялся верить. Потом опустился рядом с находкой на колени, не в силах стоять.
В его темноте появилась трещинка.
Еще ничто, никогда не давало ему такой надежды, столько чистого, не омраченного ничем счастья. Это был свет, настоящий свет! Он зажегся в его темноте, и он не гас.
Тем вечером они читали сборник греческих мифов. Книга была с чердака, старая, громоздкая, с мелкими буквами. Написано было сухим языком, и Вик решил попрактиковаться в чтении сам. Спасти это занудство не смог бы даже чарующий голос Мартина и его огоньки.
— Слушай, Мартин, а ты считать умеешь?
«Тешу себя надеждой, что умею», — Мартин сидел в кресле и смотрел в огонь.
Мысли были сонными и вялыми, а голос Вика, читающего уже довольно ровно, но очень монотонно, только усугублял положение. Он старался не засыпать раньше, но в этот день Мартин почему-то чувствовал себя очень усталым. У него не было тела, которое могло бы болеть, но был разум, нуждающийся в отдыхе.