Мы никогда не умрем
Шрифт:
…
«Мартин, что нам делать?»
Мартин сидел на кровати и мрачно смотрел на зажженную керосиновую лампу. Читать обоим сегодня не хотелось. Перед ним на одеяле были разложены две тонкие деревянные рейки, моток ниток и несколько листов бумаги.
— Видимо, ходить к ней и читать.
«Ты… ты злишься, да?»
— Да, я злюсь. Для нее я не могу сделать того, что делаю для тебя. Ее отец не из тех, кого можно переубедить. Она так равнодушно говорит об этом. Словно это, черт возьми, нормально!.. Хотя может так и
«Ты… ты что делаешь?»
Первый бумажный журавлик был большим, с ладонь. Второй совсем маленьким. Мартин быстрыми движениями делал третьего, среднего.
— Это… оберег? Игрушка? Не знаю, как сказать. Если ей нравятся птицы, если они ее успокаивают — подарим ей. Может, отец выкинет, видел, у нее же совсем пустая комната… А может разрешит оставить, тогда у нее будут ее журавли.
«Здорово!» — искренне восхитился Вик.
Ему хотелось сделать для Риши что-то хорошее, но у него хуже выходило придумывать.
«А что ты ей читал? От кого я слышал эти стихи?»
— Ни от кого, — смущенно признался Мартин, делая четвертого журавля. — Это мои. Просто я ничего короче не вспомнил.
«Ты… сочиняешь?..»
— Да. Если хочешь — не буду больше тебя позорить, — слабо улыбнулся Мартин.
Тусклый свет, монотонная работа и несодержательный разговор заставили злость отступить, оставив на ее месте царапающую тоску.
«Нет, ты что… Мне… правда понравилось. А почитай еще раз?»
Мартин соединил рейки нитками. Получился крест. Он привязал к нему несколько ниток на разной высоте. Красные нитки свисали со светлого деревянного креста.
— Завтра возьму иголку и прикреплю журавлей, не за шею же их вешать… — задумчиво произнес он, вставая с кровати и раскладывая работу на столе.
Он погасил лампу и комнату затопила темнота. Когда он лег в кровать, темнота затопила и его — он вернулся к себе, оставив Вика засыпать.
«Каждый вечер деревья падают в тени деревьев», — тихо начал он, касаясь проплывшей мимо рыбки.
Действие 11
Чародей
Если мы можем сделать человека счастливей и веселее, нам следует это сделать в любом случае, просит он нас о том или нет. Г. Гессе
Новогодние праздники промелькнули быстро. Елку наряжать ни Мартину, ни Вику не хотелось, поэтому ночью Мартин зажег вокруг лампы пару десятков мушек-огоньков. Как раз к праздникам он закончил каравеллу, снабдив кораблик белоснежными, прошитыми грубыми серыми нитками парусами. Мартин объяснил Вику, что такая каравелла называется «редонда» и отличается от «латины» прямыми парусами. На одном из парусов на фок-мачте был вышит красными нитками вензель «V». На борту кораблика располагалась
«Это для названия. Тебе снова придется давать имя», — улыбнулся ему Мартин.
— Спасибо! — слово полыхнуло благодарностью в полумраке комнаты. — Я… я не знаю, как дарить тебе подарки, но я… честно сказать я нашел на чердаке, это, кажется, книга дедушки, маминого папы… Не знаю, как она сюда попала… В общем вот.
Обложка книги была покрыта темными пятнами, похожими на кофейные. От страниц едва уловимо пахло плесенью. Но для Мартина таких условностей не было.
«Морские деревянные суда», значилось на обложке рядом с нарисованным трехцветным форштевнем.
Кораблик был назван «Фараон». Мартин, полиставший книгу, обещал Вику к лету голландский флейт.
Мартин доделал подвеску с журавлями для Риши, и ее отец помог забить рейку рядом с кроватью.
Пока в комнате нельзя было включать свет, Мартин рассказывал сказки, а Вик молча наблюдал, как Мартин, увлекшись, рисует в воздухе образы, которых Риша видеть не могла.
Сначала Риша и правда часто засыпала. Мартин дожидался ее пробуждения и продолжал сказку с того места, с которого она помнила. Так сюжет сказки менялся до четырех раз за вечер.
Ее родители быстро перестали замечать гостя — дети сидели тихо, и Риша действительно начала быстрее поправляться.
Как-то они засиделись допоздна. Вик рассказывал Рише про город, в котором жил. Про снег, про высокие дома, светящиеся желтыми окнами в темноте, про детские площадки, огороженные черными коваными заборами. И неожиданно для себя самого, о сестре. Риша слушала его, улыбалась и говорила, что хотела бы подружиться с Лерой. Вик чувствовал к ней все большую симпатию.
Комната медленно тонула в сумерках, и в один момент все трое оказались в кромешной темноте.
Вик включил небольшую лампу на столе. Лампочка была белой, и свет ее казался тревожным. Но она едва светила, и кровать Риши оставалась в полумраке.
Стоило раздаться тихому щелчку лампы, как за дверью послышались тяжелые шаги. Протяжно скрипнула дверь, и от Вика не укрылось, как скривилась от резкого звука Риша.
На пороге стоял ее отец. Вик почувствовал, как звякнула тревога — его собственная. Мартин был спокоен.
Вячеслав Геннадьевич, как его представила Риша, стоял на пороге с двумя кружками чая.
— Мне нужно еще полчаса, потом я тебя провожу. Нечего по ночам таскаться, — сказал он, отдавая Вику кружки.
— Мне далеко идти… до хутора…
— Потому и провожу, — отрезал он, закрывая дверь.
— Видишь, я же говорила — он заботливый. Расскажи сказку. Про любовь, — просила Риша, садясь на кровати, и глаза ее горели уже не лихорадочным огнем, а простым детским любопытством.
«Мартин, а можно в твоей сказке про любовь никто не умрет?» — спросил Вик, уступая Мартину место.