Мы вернёмся (Фронт без флангов)

Цвигун Семен Кузьмич

Задержанный обмяк, опустил голову.

– Не Долгов я… Я все расскажу, только прошу ответить: могу я рассчитывать на сохранение жизни?

– Чистосердечное признание рассматривается советским законом как смягчающее вину обстоятельство. И не вздумайте хитрить.

Задержанный в знак согласия кивнул головой.

– Записывайте, – сказал Млынский Алиеву, подав ему бумагу и карандаш. Затем к задержанному: – Мы слушаем вас.

– Фамилия моя действительно Зильберт. Я немец, родился в Берлине, в семье профессора математики. Отец хотел из

меня сделать ученого. Я поступил в Берлинский университет на филологический факультет. Усиленно штудировал русский язык, и небезуспешно. По окончании меня оставили в нем аспирантом. А потом… Вместо ученого гестапо сделало из меня шпиона. Мою внешность, больше похожую на русскую, нежели на немецкую, а главное – хорошее знание русского языка было решено использовать в интересах фатерлянда. Сначала меня направили в лагерь, где содержались советские военнопленные. Выдавая себя за русского, я должен был выявлять командиров, коммунистов, комсомольцев. Затем меня направили на Восточный фронт, готовили к заброске в Советский Союз. Я должен был пробраться в Москву или в район Урала и осесть там.

Зильберт передохнул.

– Ваш ночной рейд в город перепутал все карты. Вместо заброски в глубокий тыл Отто Кранцу вдруг захотелось внедрить меня в отряд Млынского. Берлин разрешил ему это. Вывести меня в район отряда поручили человеку, которого вы убили.

– Как фамилия убитого?

– Мне известно, что звали его Захар, а рекомендовал его в качестве проводника сотрудник полиции Охрим Шмиль. Как утверждают мои соотечественники, Охрим доказал преданность Германии своими делами и кровью.

– С каким заданием вас направили к нам?

– Мне поручили осесть в отряде с тем, чтобы при удобном случае незаметно высыпать отравляющее вещество в котел с пищей. Я должен был также на территории расположения отряда периодически выставлять "маяк" для наведения немецких самолетов на цель.

– Где вы должны были взять яд и "маяк"? – Накануне выхода в лес "маяк" и яд мне лично вручил Отто Кранц.

– При обыске они у вас не обнаружены, где вы спрятали их?

– Когда мы добрались до лесхоза, яд и "маяк" спрятали в дупле.

– Показать дупло можете?

– Могу.

– Сколько времени дали вам на выполнение задания?

– Трое суток, считая со дня зачисления в отряд.

– Почему именно трое суток?

– Отто Кранц исходил из того, что новичков вы, как правило, направляете в хозяйственный взвод, где они заготавливают дрова, носят воду на кухню, помогают повару готовить пищу.

Млынский и Алиев переглянулись.

– Что еще готовится против отряда?

– Карательная операция "Волна".

– Когда ее начнут?

– Мне лишь известно, что, если через четверо суток от меня не будет известий, начнется операция.

– Кто вам это сказал? Отто Кранц?

– Что вы! Об операции мне сказал Охрим Шмиль, пояснив, что столь важный секрет открывает мне только потому, что доверяет мне, как себе. Надо сказать, что мы с ним подружились.

– Охрим

Шмиль знал о вашем задании?

– Я рассказал ему, также доверяя.

– Как вы нашли отряд?

– Отто Кранц считал, что после рейда в город вы не сочтете разумным продвигаться в сторону фронта, а напротив, пойдете еще дальше в тыл, обходя, конечно, наши гарнизоны. Кранц сделал расчет времени, сколько километров может пройти отряд за час, и назвал нам район, где следует вас искать. И не ошибся. Когда мы подобрались к лесхозу, поняли, что вы здесь.

– Что же убедило вас в этом? Какие признаки?

– Местные жители не станут топить печи глубокой ночью, да еще одновременно.

– Вы наблюдательны. – Млынский закурил сигарету, посмотрел на Алиева. – А мы, политрук?

– Выходит, оказались ротозеями, товарищ майор.

– Если не сказать большего.

Стряхнул в консервную банку пепел с сигареты, повернулся к Зильберту.

– Назовите агентов немецкой разведки, заброшенных в тыл нашей страны.

– Могу назвать, и еще многое рассказать, но гарантируйте мне жизнь и отправьте в Москву. Лично мне эта война ни к чему. Хватит!

– К вашему предложению мы вернемся, Зильберт, а сейчас покажите, где вы спрятали "маяк" и яд. Сходите с ним, Хасан Алиевич. Свяжите руки, возьмите бойцов.

Оставшись один, Млынский вызвал старшего лейтенанта Ливанова, строго сказал ему:

– Под вашу личную ответственность прошу обеспечить охрану пищевого блока. Поварами назначать только проверенных бойцов.

– Да что случилось, товарищ майор?

– Пока, к счастью, ничего. Но если и впредь будем допускать к продуктам, котлам еще не проверенных лиц, может случиться непоправимое: задержанный агент гестапо показал, что имел задание проникнуть в хозвзвод и отравить личный состав отряда – подсыпать в котлы яд.

– Вот сволочи! Приму все меры, товарищ…

Не договорил. Дверь распахнулась, и в комнату ввалились, улыбаясь, заснеженные капитан Серегин, мичман Вакуленчук и дед Матвей. Ливанов схватил стоявший у двери березовый веник, стал старательно сметать с них снег.

– Ты ента чего в комнате?

– Ничего, Матвей Егорович, – обнял его Млынский. – Радость-то какая! – говорил майор, обнимая Серегина, Вакуленчука. – Большое спасибо, что надежно прикрыли отход отряда!

– Товарищ майор! – обратился к нему Вакуленчук. – Вы знаете, наш Матвей Егорович самого Курта Шмидта уложил. Шмидт возглавлял карателей.

– Да ну? Вот это здорово! Спасибо, отец!

Матвей Егорович смущенно заморгал.

– Как могу, стараюсь, командир, – и подкрутил усы.

Заметив, что Серегин вынимает из планшета карту, готовясь доложить, Млынский распорядился:

– Доложите потом. Сначала разместите бойцов на отдых, накормите.

Дедушку Матвея майор попросил остаться, угостил сигаретой.

– Спасибо, командир, но по мне лучше русская махорочка. Она у меня с донником.

– Дайте-ка и мне. Дрянь эти немецкие сигареты.