Мы вернёмся (Фронт без флангов)
Шрифт:
– Зачем разбудил? Такой сон прервал. Да знаешь ты, что я впервые за войну такой хороший сон видел.
– Какой? – спросил Млынский.
Алиев поднялся, протер глаза.
– Приснилось мне, будто мы уже победили фашистов, возвратился я домой, и нас, фронтовиков, пришли на вокзал встречать все бакинцы. И с весенними цветами.
– Думаю, мы с вами доживем до этого радостного дня. Принимайте друзей с Большой земли. Познакомьтесь: товарищи Максимов, Тоня, политрук отряда Алиев.
– Не обманул
Млынский вскрыл пакет, присланный Центром. Алешка тихонько вышел.
В письме на имя майора с грифом "Совершенно секретно" сообщалось, что капитан Афанасьев с оставшимися в живых разведчиками обосновался северо-западнее Гнилого озера. Указывались координаты базы. Отмечалось далее, что разведгруппа "Пламя" добывает очень ценные разведывательные сведения, но они стареют, потому что Афанасьев, лишившись рации, не может передавать их своевременно и непосредственно. Предлагалось срочно направить в распоряжение Афанасьева старшего лейтенанта государственной безопасности Максимова Николая Федоровича и радистку Тоню, имеющих рацию и питание к ней. Подчеркивалось, что проводником должен быть достаточно проверенный, надежный человек.
– Как смотрите, Хасан Алиевич, если попросим Матвея Егоровича?
– Завяжи ему глаза, скажи, куда идти, – придет. И смелости ему не занимать.
– Остановимся на нем. Замечательный старик!
В другом письме тоже с грифом "Совершенно секретно" штаб фронта, дав высокую оценку боевым действиям отряда, называл место, дату и время прорыва отрядом позиций противника; сообщал условные сигналы, которыми с помощью ракетниц (Максимов доставил их) надлежало пользоваться при подходе к позициям советских войск, во время боя; пояснялось, что операция по прорыву будет поддержана всеми имеющимися силами.
К письму прилагалась карта участка линии фронта, избранного для прорыва.
Млынский и Алиев изучили по карте расстановку сил противника и частей Красной, Армии, пришли к выводу, что место выбрано удачно.
Операции по прорыву штаб фронта присвоил кодовое название "Березка".
– Родное это слово – "березка", – заметил Млынский, – общеславянское. Означает – светлая, чистая. Так же светлы, чисты и наши помыслы, Хасан Алиевич, в нашей всенародной войне с фашизмом. Теперь надо нам продумать, как ускользнуть от врага, чтобы сберечь силы для прорыва.
– Сейчас уходить. Пока непогода.
– Непогодой надо воспользоваться для того, чтобы бойцы отдохнули. Операция потребует громадного напряжения, а люди очень устали. Немного отдохнем и ночами будем подтягиваться поближе к участку прорыва.
Майор загасил свечу, приоткрыл ставню окна. Видно было, как бушевала метель. Сильный ветер кружил густые хлопья снега, наметал в сугробы.
– Не будь войны, сказал бы, что погода пресквернейшая, а сейчас скажу – преотличная. И все же, политрук, проверьте посты.
– Есть проверить…
Ночью Млынского разбудил старший одного из нарядов сержант Петров.
– Товарищ майор, – доложил он. – Двое неизвестных по-пластунски пробирались к вашему дому. Когда окликнули их, открыли стрельбу из пистолетов. Одного прикончили, другого захватили.
– Доставьте сюда. Обыскали?
– А как же, товарищ майор. Вот что изъяли. – И сержант передал майору две гранаты, пистолеты. – Документов нет. – Открыл дверь, крикнул: – Давай его сюда!
Рыжий верзила в крестьянской одежде отвечал, заикаясь:
– Мы с другом пробираемся к своим из окружения. Увидели ваш дом, решили зайти обогреться.
– Ползком? – иронически спросил Млынский.
– Сил лишились. Ишь какая метель!
– А зачем стреляли в часовых?
– С перепугу. Подумали – немцы.
– Вас окликнули по-немецки или по-русски?
– По-нашему окликнули, а мы, стало быть, подумали, что полицейские.
В комнату торопливо вошел Алиев, согнулся над столом, написал что-то, положил перед Млынским. Тот, прочитав, перевел взгляд на задержанного.
– Говорите правду, с каким заданием пришли?
– Какое задание, товарищ начальник? От немцев спасаемся!
Млынский взял записку Алиева, громко прочитал:
– "В убитом опознан агент полиции Захар Гнида. Он имел задание проникнуть в наш отряд вместе с кадровым офицером по фамилии Зильберт".
Ту часть записки, в которой говорилось, что убитый и задержанный опознаны по приметам, сообщенным "Фаустом", – связной только что доставил их из города, – майор не огласил.
– Что вы скажете, Зильберт?
– Я никогда не был немцем!
– Я не сказал, что вы немец. Я только назвал вашу фамилию. Вы подтверждаете ее?
Задержанный молчал. Затем процедил:
– Долгов я… Долгов.
– Хасан Алиевич! Поручите самым тщательным образом осмотреть одежду, обувь этого Зильберта-Долгова и не спускайте с него глаз.
– Товарищ начальник! Зачем позорить? Я же свой. Моего друга не разобравшись убили. Немцы над нами издевались, а теперь…
– Иди, иди!
Вскоре политрук возвратился и доложил, что при тщательном осмотре обуви задержанного под стелькой одного из ботинок обнаружена немецкая визитная карточка, а на ней роспись по-немецки.
– Вот она, – протянул карточку Алиев. Млынский поднес ее к глазам, прочел: Отто Кранц – оберштурмбанфюрер.
– Так это же пропуск к немцам! Введите задержанного.
Тот переступил порог, остановился.
– У вас при обыске обнаружена визитная карточка начальника гестапо. Что вы теперь скажете?