Мы вернёмся (Фронт без флангов)
Шрифт:
– Ульяна! Принимай гостей! Видишь, сколько я привел их к тебе, – сказал Нечитайло, потирая замерзшие руки.
Ульяна поправила тулуп.
– А кто они, гости твои?
– Тетка Ульяна, разве вы не рассмотрели? Это же наши красноармейцы! – выкрикнул Алешка.
– Батюшки! А я уже все глаза проглядела, высматривая их! Несколько месяцев, кроме старых баб да подростков, что за топливом приходят, никого не видала. Фашиста здесь тоже не было. – Ульяна трижды плюнула через левое плечо, добавила: – Чтобы их, супостатов, вовек глаза
– Бабы нашенские говорят, что фашист страх как партизан боится, – вставил Нечитайло.
– Ему есть чего бояться, – согласилась Ульяна. – Волка по голове не гладят, а фашист – он куда поганее зверя: и сытый за глотку хватает.
Потянуло теплом. Это открыла дверь из комнаты красивая девушка. Певучим голосом сказала с порога:
– Люди и так замерзли, а вы, мама, еще морозите. И покормить надо.
– Ишь учуяла парней, так высунулась! Неси ключи… Алешка! Керосин принес?
– Соли принес, – робко ответил Алешка.
– Ты никак слуха лишился? Медведь тебе на ухо наступил? Я про керосин тебя спрашиваю.
– Свечи Алеша принес, – заступился Алиев, невольно подумав: "Сущий жандарм!"
– На безрыбье и рак рыба, – примирилась Ульяна. И в сторону Алешки: – Чего столбом стоишь? Заходи в дом. Оксана по тебе соскучилась.
– Скажете тоже, мама!
Алешка метнулся было к двери, спросил Алиева:
– Можно, товарищ политрук?
– Иди, иди, – улыбнулся Алиев. – Если понадобишься, найдем. – И пошел следом за Ульяной, гремевшей ключами. Смотрел на ее широкую спину, думал: "Повезло парню. Видимо, приглянулся он Ульяне. Будет держать его возле своей Оксаны в это тяжелое время как телохранителя. Правильно. Все матери такие…"
Красноармейцы помогли Ульяне. Одни сбили с окон и дверей доски, другие нанесли дров, третьи затопили печи и устлали полы лесным пахучим сеном. Вскоре все бойцы, кроме часовых, впервые за много дней войны уснули крепким сном.
Алиев лично руководил размещением отряда, распорядился истопить печи в помещении для бойцов Ливанова, расставил посты на территории нового лагеря, послал боевое охранение. Довольный, вошел он в кабинет Нечитайло. Зажег свечу, разложил на столе полевую карту. Увлеченный работой, не слышал, как открылась дверь и, осторожно ступая, в комнату вошли Алешка Горецвит и Оксана. Вздрогнул от неожиданности, услышав мягкий девичий голос:
– Товарищ командир, отведайте наших вареников.
Оксана поставила на краешек стола глубокую тарелку, доверху наполненную сочными варениками. Над тарелкой поднимался аппетитный пар. Он разносил приятный запах по всей комнате.
Алиев откинулся в кресле, с нескрываемым удивлением и восхищением смотрел на Оксану.
Когда Оксана стояла в полутемных дверях, она показалась ему просто красивой, и только. Сейчас он подумал, что это не просто красавица, а необыкновенное земное чудо!
Алешка заметил, какое впечатление произвела на Алиева Оксана. С гордостью воскликнул:
– Я же говорил вам, товарищ политрук, что, как увидите Оксану, так сразу и влюбитесь!
Девушка покраснела, придвинула к столу табуретки, сказала решительно:
– Давайте откушаем вместе.
Алешка потянулся было за вареником, перевел глаза на Оксану. Она в упор смотрела на Алешу и улыбалась.
– Ну и дурачок же ты! – сказала Оксана и засмеялась. Смех был ласковый, и Алешка не только не обиделся, обрадовался. Придвинулся к Оксане, не вставая, придерживая табуретку, воровски чмокнул в румяную щечку. Оксана схватила Алешку за волосы, притянула к себе.
В глазах Оксаны и прильнувшего к ней Алешки светилось такое счастье, что есть в их присутствии Алиев посчитал неудобным. Как ни был голоден, как ни вкусны были вареники, поднялся из-за стола, намереваясь выйти из комнаты, не мешать чтобы.
– Куда вы? – очнулась Оксана. – А ну сиди прямо! – строго сказала она Алешке. – Остыли вареники? Я сейчас принесу вам горяченьких, – и выбежала.
– Красивая у тебя девушка, – задумчиво сказал политрук.. – А что ревнуешь – правильно: значит, любишь. Я тоже в молодости ревновал свою девушку. Кто-нибудь на нее посмотрит, меня сразу в дрожь бросало. Вот взгляни, какая она была в юности. – И Алиев достал из кармана гимнастерки партийный билет, вынул из него небольшую фотографию.
– Красавица! – воскликнул Алешка.
– Не говори так – ревновать буду: это моя жена.
Оба рассмеялись.
– А ты повнимательнее всмотрись. Алешка взял фотографию, поднес поближе к глазам.
– Вот чудеса какие! Да ведь это Оксанка. Копия!
– Теперь понимаешь, почему я так смотрел на твою Оксану? Жену вспомнил. Радость коснулась моего сердца и тревога: как она там? Жива ли? Как дети?.. Тяжело, Алешка, на войне, а женатому вдвое. Утром вижу свою Аминат, вечером вижу и днем, а ночью и не говори: пока с ней душу не отведу, не усну…
– Я тоже буду так вечно любить Оксану, честное слово!.. Только вы не говорите ей, ладно? Я сам боюсь ей сказать: засмеется.
Алешка поднялся, натянул шапку, полушубок.
– Можно я побегу? Оксану ждать бесполезно: Ульяна больше не отпустит. Ох и тревожится она за Оксану! А я постучу, она и выйдет, Оксана…
Оставшись один, Алиев доел холодные вареники, прилег на стоявший у стены старый, потертый диван, подложил под голову полевую сумку, телогрейку, укрылся полушубком и сразу заснул. Во сне увидел на Приморском бульваре седого Каспия огромное волнующееся море бакинцев. Они в праздничных одеждах, с букетами ярких цветов радостно встречают его, увешанного орденами, возвращающегося с победой. Впереди всех с самым большим букетом цветов идет его жена, дети и Оксана. С распростертыми руками он бросился к ним, но в это время кто-то схватил его за плечи. Алиев открыл глаза и увидел склонившегося над ним Алешку.