Мы живые
Шрифт:
— Я понимаю.
— Тебя, наверное, исключат из партии.
— Скорее всего.
— Как ты смотришь на то, чтобы мы с тобой заключили сделку? Ты перестаешь заниматься этим делом, а я похлопочу о том, чтобы тебе не только сохранили партийный билет, но и предоставили любую, по твоему выбору, должность в ГПУ и определили такую зарплату, которую ты захочешь. Все по-тихому, и никакой личной неприязни. Что поделать, надо и о себе подумать. А мы с тобой можем крепко помочь друг другу. Что ты на это скажешь?
— С чего ты взял, что я хочу остаться в партии?
— Андрей!..
— Тебе
— Андрей, — простонал Серов, — что тебе за дело до этого дворянишки?
Серов медленно встал и, собравшись с духом, сделал последнюю отчаянную попытку:
— Послушай, Андрей, я хочу тебе что-то сказать. Я думал, что ты сам все знаешь, но ошибся. Возьми себя в руки и выслушай, только не обрывай меня на первом же слове. Я знаю, тебе будет неприятно это слышать, но речь о Кире Аргуновой.
— Ну и?..
— Мы же с тобой говорим прямо, без обиняков? Так вот, слушай: ты любишь ее, и вот уже больше года ты спишь с ней. Подожди, дай мне закончить. Все это время она была любовницей Льва Коваленского. Ты, конечно, не обязан мне верить, но проверь сам и убедись.
— Мне не нужно ничего проверять — я знаю это.
— Неужели?! — Павел Серов от неожиданности вскрикнул. Он стоял, покачиваясь с пятки на носок, его взгляд был прикован к Андрею. — Ну, конечно, — расхохотался он, — как же я сразу не догадался!
— Бери пальто, — поднимаясь, сказал Андрей.
— Как же мне сразу не пришло в голову, для чего этот благочестивый коммунист пустился на шантаж. Ты дурак! Ты безмозглый, высоконравственный дурак! Так вот какую благородную игру ты ведешь. Мне следовало бы раньше понять, что все эти высокие чувства являются неизлечимой болезнью. Но разве в тебе, Андрей, не осталось ни капли разума? Никакой гордости?
— Мы уже слишком много времени потратили на разговоры, — сухо сказал Андрей. — Ты, кажется, достаточно много знаешь обо мне. Тебе не мешало бы понять, что я своих решений не меняю.
Павел Серов взял пальто и не спеша надел его. Его бледные губы скривились в усмешке.
— Ну что ж, благородный рыцарь шантажа, — съязвил Павел,
— ты победил на этот раз. Нет смысла угрожать тебе возмездием. Ты и без меня получишь по заслугам. Через год весь этот шум забудется. Я буду занимать руководящую должность в системе железно-дорожного транспорта СССР и покупать атласные пеленки для моего ребенка. А ты будешь безнадежно стоять в очереди за плошкой супа. И будешь испытывать чувство удовлетворения, сознавая, что твою возлюбленную… мужчина, которого ты ненавидишь…
— Всего хорошего, товарищ Серов.
— Взаимно, товарищ Таганов.
Кира сидела на полу, складывая нижнее белье Лео обратно
Вот уже два дня Кира не выходила из дома. Она не знала ни о чем, что творится в мире за пределами комнаты. Как-то раз ей позвонила Галина Петровна и начала завывать в трубку. Кира успокоила ее и попросила не приезжать; Галина Петровна так и сделала.
Лавровы решили, что их соседка не была особо потрясена случившейся трагедией; они не слышали слез и не замечали ничего необычного в хрупкой девушке, на которую искоса поглядывали, проходя через ее комнату в ванную. Им только показалось, что Кира несколько заторможена; руки и ноги плохо слушались ее; для того, чтобы пошевелить ими, ей приходилось прилагать значительные усилия; глаза ее пристально смотрели в одну точку, с большим трудом ей удавалось перевести свой ставший чугунным взгляд.
Кира сидела на полу и аккуратно складывала рубашки; расправляя каждую складку, она осторожно опускала их в ящик. На нагрудном кармане одной из рубашек были вышиты инициалы Лео, которые приковали к себе взгляд Киры; она сидела не шевелясь.
Кира услышала, как открывается дверь, но даже не подняла головы.
— Кира, — раздался голос.
Она отпрянула назад, надавив спиной на выдвинутый ящик, который тут же с грохотом захлопнулся. Сверху вниз на Киру смотрел Лео. Его бесцветные губы обмякли, под глазами отчетливо выделялись синие круги, как грим, наложенный актером-любителем.
— Кира… пожалуйста… без истерики… — изможденным голосом выговорил Лео.
Кира медленно встала, вяло вскинув руки. Закручивая на палец свисавшие волосы, она недоверчиво смотрела на Лео, боясь прикоснуться к нему.
— Лео… Лео… неужели ты на свободе!
— Да. Меня выпустили. Вышвырнули к чертовой матери.
— Лео… как… как это могло… случиться…
— Почем мне знать? Я думал, что ты в курсе.
Она целовала его губы, мускулистую шею, которую обнажил порванный воротник рубашки, его руки, ладони. Лео гладил ее волосы и безразлично взирал на разгромленную комнату.
— Лео… — прошептала Кира, глядя в его пустые глаза. — Что они с тобой делали?
— Ничего.
— Они… Они… я слышала, что иногда…
— Нет, они меня не пытали. Говорят, что у них есть для этого специальная комната, но мне не выпала честь побывать там. У меня была чудесная отдельная камера, и мне обеспечили трехразовое питание, хотя похлебка у них такая мерзкая. Я просто просидел там два дня, раздумывая над тем, какие слова я произнесу перед расстрелом. Вполне приятное времяпрепровождение.
Сняв с Лео пальто, Кира усадила его в кресло. Затем, стаскивая с Лео калоши, она опустилась перед ним на колени, на какую-то секунду прижала голову к его коленям, после чего, пряча лицо, склонилась еще ниже и дрожащими пальцами развязала шнурок на ботинке Лео.