Мяч, оставшийся в небе. Автобиографическая проза. Стихи

Матвеева Новелла

Тишина. Лишь только песню О любви поёт погонщик, Только песню о любви поёт погонщик, Да порой встряхнётся мул, И колокольчики на нём, И колокольчики на нём зальются звонче. Ну скорей, скорей, мой мул! Я вижу, ты совсем заснул: Ну поспешим — застанем дома дорогую!.. Ты напьёшься из ручья, А я мешок сорву с плеча И потреплю тебя и в морду поцелую. Ах, как долго, долго едем! Как трудна

в горах дорога! Чуть видны вдали хребты туманной сьерры… Ах, как тихо, тихо в мире! Лишь порою из-под мула, Прошумев, сорвётся в бездну камень серый. Тишина. Лишь только песню О любви поёт погонщик, Только песню о любви поёт погонщик, Да порой встряхнётся мул, И колокольчики на нём, И колокольчики на нём зальются звонче… 1961

Цыганка

Развесёлые цыгане По Молдавии гуляли И в одном селе богатом Ворона коня украли. А ещё они украли Молодую молдаванку: Посадили на полянку, Воспитали как цыганку. Навсегда она пропала Под тенью загара. У неё в руках гитара, Гитара, гитара! Позабыла всё, что было, И не видит в том потери. (Ах, вернись, вернись, вернись! Ну оглянись, по крайней мере!) Мыла в речке босы ноги, В пыльный бубен била звонко. И однажды из берлоги Утащила медвежонка, Посадила на поляну, Воспитала как цыгана: Научила бить баклушки, Красть игрушки из кармана. С той поры про маму-папу Забыл медвежонок — Прижимает к сердцу лапу И просит деньжонок,— Держит шляпу вниз тульёю… Так живут одной семьёю, Как хорошие соседи, Люди, кони и медведи. По дороге позабыли: Кто украл, а кто украден. И одна попона пыли На коне и конокраде. Никому из них не страшен Никакой недуг, ни хворость… По ночам поют и пляшут, Да в костры бросают хворост. А беглянка добрым людям Прохожим Вор ожит: Всё, что было, всё, что будет, Расскажет, Как может… Что же с ней,беглянкой, было? Что же с ней,цыганкой, будет? Всё, что было, — позабыла. Всё, что будет, — позабудет… 1961

Горизонт

Видишь? — зелёным бархатом отливая, Море лежит спокойнее, чем земля. Видишь? — как будто ломтик от каравая, Лодочка отломилась от корабля. Яхты и пароходы ушли куда-то. Видишь? — по горизонту они прошли, Так же как по натянутому канату В цирке канатоходцы пройти могли. Словно за горизонтом обрыв отвесный — Пропасть! И пароходы идут, скользя, Робко и осторожно держась над бездной, Помня, что оступаться туда нельзя. Ты же так хорошо это море знаешь, И песни, песни про эту пропасть поёшь, поёшь… Что ж ты за горизонтом не исчезаешь? Что ж ты за пароходами не плывёшь? Видишь? — канатоходцами по канату Снова по горизонту они прошли, — Снова — в Константинополь, Суэц, Канаду… Снова — по краю моря на край земли. Снова — в Константинополь, Суэц, Канаду, Снова — по краю моря на край земли. 1961

Караван

Мой караван шагал через пустыню, Мой караван шагал через пустыню, Первый верблюд о чём-то с грустью думал, И остальные вторили ему. И головами так они качали, Словно о чём-то знали, но молчали, Словно о чём-то знали, но не знали: Как рассказать, когда, зачем, кому… Змеи шуршали среди песка и зноя… Что это там? что это там такое? — Белый корабль, снастей переплетенье, Яркий флажок, кильватер голубой… Из-под руки смотрю туда, моргая: Это она! Опять — Фата-Моргана! Это её цветные сновиденья, Это её театр передвижной! Путь мой далёк. На всём лежит истома. Я загрустил: не шлют письма из дома… «Плюй ты на всё! Учись, брат, у верблюда!» — Скажет товарищ, хлопнув по плечу, Я же всердцах пошлю его к верблюду, Я же — всердцах — пошлю его к верблюду: И у тебя учиться, мол, не буду, И у верблюда — тоже не хочу. Друг отошёл и, чтобы скрыть обиду, Книгу достал, потрёпанную с виду, С грязным обрезом, в пёстром переплёте, — Книгу о том, что горе — не беда… …Право, уйду! Наймусь к Фата-Моргане: Стану шутом в волшебном балагане, И никогда меня вы не найдёте: Ведь от колёс волшебных нет следа. …Но караван всё шёл через пустыню, Шёл потому, что горе — не беда. 1961