Мягкая игрушка Sectumsempra
Шрифт:
– Нет, не желаю слушать тебя! Может, мне и вправду тяжело переносить столь долгое воздержание, но, чёрт побери, от тебя мне милостыни не надо.
Так что выходи немедленно, не то я… - Снейп осёкся.
Ему нечего было предложить ненасытному Малфою, решившему вдруг позаботиться о любовнике. Только из-за Избранного профессор соблюдал договор и являлся практически каждую ночь к похотливому куму по первому же зову.
С Гарри ничего не получалось - Люциус преодолел брезгливость и следил даже за утренними осмотрами сфинктера юноши. Поттер несколько пришёл в себя за прошедшие пол-месяца после кризиса, чуть было не убившего его, но
Люциус же теперь занимался сексом только с упрямым Северусом, так и не сварившим ему заветного зелья на собственной крови.
Снейп обманывал Малфоя «за всё хорошее», утверждая, что из-за постоянного недосыпания его кровь по каким-то непонятным далёкому от науки милорду параметрам не подходит для пресловутого и такого необходимого Люциусу зелья. Однако Малфой был истинным слизеринцем и хорошо чувствовал ложь, хоть и сам любил приврать. Он понимал, что эти два фактора - состояние крови и сон - друг от друга не зависят, и что кум просто водит его за нос.
Колдомедики, как могли, старались работать над регенерацией кожи и мышц лица знакомого пострадавшего, но их деятельность и активность упирались в галеоны, сотни галеонов за один визит, складывающиеся в тысячи. И тут оказалось, что хозяин Малфой-мэнора на грани банкротства, так опустошили его бывшее огромным состояние сначала покойная ныне жена, объедавшая супруга, а после её смерти - колдомедики, запрашивавшие всё больше и больше денег за каждый рубчик.
Дома-то и угостить особо нечем было дорогого кума и любовника, званые обеды поскромнели до неприличия. А как же долг гостеприимного хозяина? Вот Малфой и мучился от постоянной нехватки капиталов, ожидая чуда - смерти двоюродного богатого дряхлого дядюшки, и это ещё при том условии, если тот не изменит завещания в пользу какого-нибудь другого родственника.
А тут ещё и Снейп заупрямился со своим чудотворным зельем. Он понял проблему ненавистного любовника и запросил за «свою чертовски дорогую и, вообще, бесценную кровь», по его словам, несколько сотен галеонов. По сравнению с аппетитами колдомедиков это было разовой выплатой и не очень-то дорогой, но… у Малфоя каждый кнат был на счету уже с конца марта, когда заболел кум.
А с тех пор прошло уже полтора месяца, в течение которых сребролювые колдомедики нагло обирали милорда, лишая его состояния медленно, но верно.
И, что самое обидное, отказывающийся раз за разом от удовлетворения, которое он, Люциус, добровольно предлагал любовнику, совершенно здоровому и сильному, не отсыпающемуся днём, как сам милорд, просыпавшийся порой лишь к ланчу, Северус отказался помочь родственнику во Мерлине бесплатно, но решил обогатиться за счёт его несчастья, виновником которого сам профессор и был. Ну скажите, где его совесть? Или не было её никогда…
В последнем милорд не ошибался. Вот совести-то у Северуса Тобиаса Снейпа, двойного шпиона на протяжении шестнадцати лет, пылкого полукровки, до недавнего времени менявшего любовников, как перчатки, причём любовников юных и зачастую девственников, и не было. Была когда-то давно, а теперь не осталось даже намёка на неё.
Но, что касается пропитания мальчишки, вода у него каким-то чудом постоянно была да ещё этот ппротивный, ежедневный осмотр грязной, вонючей, немытой клоаки этого ненавистного Гарри Поттера,
Если это непонятное чувство, заставлявшее хлопотать над мягкой игрушкой и всячески заботиться о нём, было любовью, то почему тогда Северус не увлечёт юношу с собой в Хогвартс? Не мог же Люциус круглосуточно наблюдать за парой голубков! Утащил бы мальчишку, чтобы в школе, у себя в апартаментах, заложив камины камнями, дабы хозяину мягкой игрушки было не достать свою собственность, отмыл бы в ванне, накормил едой с кухни и стал бы предаваться взаимным любовным утехам с несовершеннолетним…
А, может быть, именно из-за последнего обстоятельства? Снейп всё же профессор и декан самого уважаемого Дома Хогвартса, разумеется, по мнению милорда, даже при этой Директрисе-гриффиндорке, о которой и порядках, ей введённых, его мальчик, его котёночек Драко на каникулах отзывался так неодобрительно. Нет, Северусу нельзя терять лицо в интрижке с мальчишкой.
И вот, что странно - бывшего-то Директора, который, правда, был не лучше этой новой мегеры, во всём потакавшего ненавистным гриффиндорцам всё то время, когда милорд возглавлял Попечительский Совет, и тела не нашли и не похоронили с полагающимися старому болвану почестями. А после исчезновения тела чудаковатого старика Повелитель целых три месяца ни сам не пытал Снейпа, ни позволял сделать это никому из соратников. Не связаны ли между собой эти явления?
– терялся в догадках милорд.
Но и о прежнем Директоре ни Малфой, ни его сынулечка не были высокого мнения. Тот так неприкрыто и явно покровительствовал Поттеру, этому несносному, так и не павшему духом матерщиннику, что даже в Попечительском Совете это было в своё время замечено, что порою Малфой искренне сожалел, что уже не может перевести сынулечку в другую школу волшебства и магии. Поздно. Раз письмо одиннадцатилетнему Дракончику пришло именно из Хогвартса, значит, и доучиваться ему там, как это не прискорбно осознавать.
Да, тяжёлая, трудная судьба у «кровинушки», у «пусечки» Дракусика.
За этими мыслями и думами, как сэкономить на пропитании «этой Блэк», измученный милорд порой засыпал ночью, а не звал кума, даруя тому драгоценный отдых. Но ранним утром Снейп вновь был у мягкой игрушки, этом нахлебнике и прихлебателе.
Ну, пользовал милорд несколько раз мальчишку, но ведь до неприличия осторожно и аккуратно, боясь немилости любовника, ставшего для него, с уродливым обличием, никому ненужного, бедного Люциуса, постоянным и единственным. А потому следует ценить его несколько деловитые, не из любви или хотя бы похоти проистекающих, без единой ласки… услуги очень высоко, порой отказывая себе в единственно доступной «шалости» - изнасиловать мордредову мягкую игрушку до крови, до смерти даже.
Так велик был гнев Малфоя, враз лишившегося своих великосветских связей, посетителей лондонского дома да и самого дома вообще, на «мальчишку», только начавшего поправляться на недоброкачественной еде, содержащей так мало калорий, просто необходимых Гарри для роста.
Порой домашний эльф, приставленный к Гарри, чтобы всё больше следить за ним и за Северусом в те утра, когда милорд изволил почивать, не приносил мужавшему юноше ничего съестного, даже кусочка сахара. А живот подростка так предательски урчал, дери его черти!
– прямо при любимом, но таком неприступном волшебнике.