Мятеж
Шрифт:
— Ты ее рассердила.
— О боже, — не вытерпела Адди, выхватила у меня малышку и принялась качать, пока крики не начали затихать.
Рен растерянно заморгала, взирая на него, потом повернулась ко мне. Глядя на ее ошалелое лицо, я крепче сжал губы, чтобы не прыснуть.
— Никакой ты не мутант, — сказала Адди, взяла девочку за ручку и легонько потрясла. Потом с тревогой посмотрела на Рен и спросила, понизив голос: — Мы чего-то не знаем?
— О чем? — спросила та, прикрывая ладонью зевок.
— О Михее? И об остальных
— Я знаю не больше твоего, — пожала плечами Рен и быстро огляделась. — Впрочем, бойцы они хоть куда.
Адди закусила губу и чуть кивнула, не спуская глаз с младенца. Мне показалось, что она ждала от Рен утешения — мол, мы в безопасности и можно расслабиться. Но Рен смотрела прямо перед собой, наблюдая за компанией рибутов, веселившихся по другую сторону костра.
Мне пришла мысль, что неплохо бы объяснить ей, что не только Адди будет ждать от нее ответов, но, когда Рен устало потерла глаза и снова зевнула, мне вдруг стало жаль ее. Наверно, сейчас был неподходящий момент.
— Эй, — сказал я и погладил ее по спине. — Когда ты спала последний раз?
Она нахмурилась и склонила голову набок:
— Пару дней назад? В твоем доме.
— Пойду поищу нам палатку или еще какое-нибудь место, — сказал я, вставая. — Есть хочешь? Могу прихватить.
— Нет, — отказалась она. — Михей меня накормил.
— Ладно. Скоро вернусь.
Она улыбнулась мне через плечо, а я направился к большой палатке. Похоже, в ней всем заправлял Михей, и я надеялся, что для Рен он уж точно расстарается.
Полог был закрыт, я потоптался на месте, не зная, как поступить. Хоть бы дверной молоток повесили, что ли.
— Михей! — позвал я.
Он высунулся через секунду и сдвинул брови:
— Чего тебе?
Его дружелюбие явно не распространялось дальше Рен. Я скрестил руки на груди:
— Рен не спала уже двое суток и устала. У тебя найдется место, где ей отдохнуть?
Недовольная гримаса вмиг исчезла.
— О, разумеется! Что же она сама не сказала? Я уже освободил палатку. Вон там.
Я повернулся туда, куда он показал, и увидел не затронутый взрывом маленький шатер. Интересно, кого Михей оттуда выселил?
— Эй, Джулс! — крикнул Михей. — Ты отнесла в ту палатку подушки, одеяла и все остальное?
— Да, все готово! — послышался голос сзади.
— Спасибо, — сказал я, собравшись уйти.
— Дай знать, если еще что-нибудь понадобится!
Я неопределенно махнул рукой, разрываясь между раздражением из-за такого особого отношения и благодарностью за легкость, с которой все устроилось.
Рен сидела на том же месте. На светлых волосах играли отблески пламени, и, даже усталой, она была самой потрясающей, самой интересной из всех девушек, которых я встречал. Нежные и утонченные черты ее лица удивительным образом не сочетались с его суровым, а зачастую даже устрашающим выражением. Эту ее особенность я заметил почти сразу. Помню, как
Адди попыталась завязать разговор, но без особого успеха. Я подал Рен руку:
— Идем?
Она послушно встала и уже после, когда мы уходили, прильнула ко мне, обняв за талию, чем вызвала любопытные взгляды нескольких рибутов. Похоже, номера здесь ценились не меньше, чем в корпорации, и мне стало любопытно: они глазели на нее из-за внушительных цифр на запястье или потому, что близкие отношения двух таких несопоставимых номеров казались им странными.
Я довел Рен до палатки и откинул полог, пропуская ее вперед. В центре находилась небольшая чаша для костра, однако огонь не горел. Рядом лежал тощий грубый матрац со сложенными на нем двумя одеялами и двумя подушками. Судя по количеству белья и одежды в лагере, здесь выращивали хлопок. Очевидно, успешно.
Когда я вошел следом, Рен опустилась на матрац.
— Это специально для нас?
— Да, Михей сказал, что освободил тебе место.
Я замер на пороге, внезапно осознав, что нам не обязательно спать в одной палатке, если не хочется. После бегства из Розы нам приходилось держаться друг друга, прятаться за мусорными баками и деревьями. Мы даже переночевали в моей бывшей спальне, но я не предполагал, что мы и впредь будем каждую ночь спать в одной постели.
Рен нервно теребила тесемку брюк, избегая моего взгляда. Мне хотелось сесть на матрац и обнять ее, не чувствуя всевидящего ока корпорации, но хотела ли она того же?
— Если хочешь остаться одна, я уйду, — произнес я и сделал шаг назад, показывая, что не шучу.
Она непонимающе посмотрела на меня:
— С чего мне хотеть остаться одной?
Я глухо рассмеялся:
— Я хотел сказать, что тебе, возможно, будет удобнее спать без меня. Я не хотел загадывать…
Рен покачала головой и протянула мне руку. Я сплел наши пальцы и начал двигаться к постели, пока не приблизился достаточно, чтобы склониться и дотронуться губами до ее губ.
— Мне всегда с тобой удобно, — прошептала она.
Я улыбнулся, поцеловал ее снова и опустился на матрац. Рен сбросила ботинки, и я последовал ее примеру; она приподняла одеяло, и я скользнул к ней. Она все еще была в той самой футболке, которую я дал ей, и я почувствовал запах дома, когда обнял ее.
Мне не хотелось вспоминать ни о доме, ни о родителях, ни об их отказе принять меня. А также о том, как я убил человека через считаные минуты после того, как клялся им, что остался прежним. Я понимал, что в обезумевшее чудовище меня превратили препараты КРВЧ, но все равно не мог отделаться от чувства, что солгал им. После всего, что я повидал и сделал со дня нашего побега, я уже ни в чем не напоминал того человека, который расстался с ними несколько недель назад. Было бы странно думать иначе.