Мятежные ангелы
Шрифт:
— Это не так. Его жизнь — в науке. Это часто бывает с людьми, работающими в университетах. Но когда я увидела его в доме матери, я поняла, что именно там до сих пор живут его чувства. Его мать меня невзлюбила.
— То есть?
— Когда она на меня смотрит, я так и вижу у нее над головой пузырь, как в комиксах, со словами «цыганская сучка».
— Неужели сучка?
— Для таких, как она, все цыганские девушки — сучки.
— Очень жаль. Мне так хотелось подарить тебе эту папку
— О, не говори так. Пожалуйста, подари ее университетской библиотеке, потому что Холлиер жаждет эту папку больше всего на свете.
— Ты забываешь, что она принадлежит мне. Она не входила в список завещанного университету. Надо сказать, что я сам расплатился за нее меньше месяца назад: торговцы старинными рукописями не торопятся выставлять счета. Может, им стыдно, что они ломят такие цены. Но я не обязан делать одолжения профессору Холлиеру. Я уже говорил тебе, что у меня исключительный вкус и я не люблю людей, не ценящих то хорошее, что у них есть.
— Ты о чем?
— О тебе. Я считаю, что он обошелся с тобой безобразно.
— Но ты же не хочешь сказать, что он женится на мне, только чтобы заполучить Грифиуса? Неужели ты думаешь, что я соглашусь на такое?
— Не спрашивай меня об этом, а то ведь я возьму да и отвечу.
— Понятно. Ты обо мне очень плохого мнения.
— Мария, я о тебе невероятно хорошего мнения. Так что давай бросим глупости и перейдем к делу. Ты выйдешь за меня замуж?
— С чего это вдруг?
— На такой вопрос можно очень долго отвечать, но я назову самую важную причину: я считаю, что мы стали очень хорошими друзьями и дальше будем дружить. И очень возможно, что станем друзьями навсегда.
— Друзьями?
— А что плохого в дружбе?
— Когда люди говорят о браке, они обычно используют выражения посильнее.
— Правда? Я не знаю. Я еще никому не предлагал выйти за меня замуж.
— Ты хочешь сказать, что ты никогда не был влюблен?
— Был, конечно. Много раз — даже не помню сколько. У меня были две или три любовные связи с девушками. Но я прекрасно понимал, что эти девушки — не друзья.
— Ты считаешь, что дружба выше любви?
— Да, как все люди. Нет, это я сморозил глупость. Конечно, все считают иначе. Люди говорят о любви к тем, в кого влюблены; иногда эта влюбленность доходит до раболепия. Я ничего не имею против любви. Это очень приятное чувство. Но я предлагаю тебе брак.
— Брак. Ты хочешь сказать, что ты меня не любишь?
— Конечно люблю, глупенькая. Но я серьезно предлагаю тебе выйти за меня замуж, а для меня неприемлем брак с человеком, которого я не считаю замечательным другом. Любовь и секс — прекрасны,
— Ты поедешь в Африку стрелять львов.
— Нет, я решу, что ты сделала ужасную ошибку.
— Ты очень хорошего мнения о себе, да?
— Да, и о тебе тоже — лучшего, чем о ком бы то ни было. Мария, мы живем в эпоху свободы — мне не обязательно ползать на коленях, ныть и притворяться, что я не могу без тебя. Могу, и если придется, то буду. Но с тобой мне будет гораздо лучше, а тебе — гораздо лучше со мной, и глупо было бы делать вид, что это не так.
— Ты чертовски самоуверен.
— Да, я такой.
— Ты не знаешь ни мою мать, ни моего дядю Ерко.
— Познакомь меня с ними.
— Моя мать ворует в магазинах.
— Зачем? Она богата.
— Откуда ты знаешь?
— Моя работа дает возможность выяснять такие вещи. Ты и сама не бедная. Но твоя мать не простая магазинная воровка. Видишь, я и это знаю. Она в некотором роде знаменита среди моих музыкальных друзей. Если такой человек ворует в магазинах — это каприз гения, как коллекции порнографии у некоторых знаменитых дирижеров. Но напомню тебе, что я не на твоей матери собрался жениться.
— Артур, ты очень уверен в себе, но ты многого не знаешь. Наверно, оттого, что у тебя нет родни.
— С чего ты взяла, что у меня нет родни?
— Ты сам говорил.
— Я сказал, что едва помню своих родителей. Но у меня толпы родственников. Правда, некоторые из них умерли, но во мне они еще живы.
— Ты правда так думаешь?
— Да, правда, и в этом есть нечто утешительное. Ты мне говорила, что не очень веришь в наследственность, хотя я не понимаю, как это согласуется с копаниями в прошлом — твоими и Холлиера. Если прошлое не считается, зачем нужно им заниматься?
— Ну… наверное, я немного преувеличила.
— Я так и думал. Ты пыталась отвергнуть свое цыганское наследие.
— Я передумала.
— Это очень правильно. От него все равно не избавиться, а если его отрицать, оно отомстит.
— Боже, Артур, ты говоришь точно как моя мать!
— Рад слышать.
— Не радуйся: то, что естественно в ее устах, звучит смешно, когда исходит от тебя. Артур, тебе когда-нибудь говорили, что ты склонен к менторскому тону?