Мятежный капитан
Шрифт:
— Понятненько, не без ошибок, но в принципе верно. А теперь хотелось бы услышать обязанности члена КПСС.
«Час от часу не легче», — подумал Эдик. — «Зачем он устраивает этот цирк?»
Но и с этой задачей Громобоев справился вполне успешно.
В то время, пока Эдик докладывал, Казачков что-то быстро писал. Оказалось начальник конспектировал, составлял отчет о проведенной работе с разгильдяем капитаном.
— Хорошо! А теперь распишитесь в листе собеседования.
— Зачем?
— Затем, что я с вами провёл занятие и беседу!
Ах, вон как! — догадался Эдик. — Да он просто свою задницу прикрывает! Бумажка для отписки, мол, воспитательная работа проводилась, а подчинённый офицер всё равно сознательно нарушал! Осознанно…
Эдик ухмыльнулся и небрежно поставил автограф на испещренном каракулями листочке, подсунутом ушастым полковником.
— Можете идти! Явитесь завтра к девяти часам!
Капитан откозырял и покинул кабинет. После посещения начальства Громобоев отправился в кабинет к начальнику клуба Игорьку Харину играть с приятелями в карты. Игра шла в преферанс на деньги, вист по копеечке, вчетвером с Демешеком и Меньшовым до поздней ночи.
Один из партнёров — Володя Меньшов уезжал в Забайкалье начальником штаба батальона и хорохорился, что пока не станет генералом — не вернётся.
— Оставайтесь тут и продолжайте киснуть! А я еду делать карьеру.
— В жопу твоё ЗабВО, — насмехался друг и приятель Вовки, капитан Саня Демешек. Сам этот тихушник Демешек в генералы не рвался, и был согласен дослужить до пенсии в окрестностях Ленинграда на майорской должности. — Разве не знаешь, как расшифровывается ЗабВО? Забудь вернуться обратно!
— В Забайкалье шикарная природа: ягоды, грибы! Охота, рыбалка!
— Жил я в этом Забайкалье, — усмехнулся Громобоев. — Дыра дырой! Зачахнешь, пока выслужишься.
Но упрямого и настырного Меньшова было не переубедить…
Утром следующего дня Эдуард снова постучался в дверь знакомого кабинета.
— Разрешите?
— Вы опять вошли не как положено в кабинет! Марш отсюда и войдите согласно уставу!
Эдик пожал плечами, развернулся, чтобы повторить попытку. Но едва он сделал шаг за порог, как ушастый полковник подпрыгнул над креслом, заверещал, да так резко, что Громобоев невольно вздрогнул.
— Стой, назад!!! Опять будете за дверью стоять и комедию валять!
«И чего он сразу взбеленился?» — мелькнула мысль в голове капитана.
— Я вам, во сколько велел явиться?
— К девяти часам…
— А вы, во сколько соизволили прийти?
— К девяти и прибыл…
— Нет! Сейчас девять ноль пять!
— Понятие девяти — относительное. Оно может быть плюс — минус в любую сторону. А вот ровно в девять — это конкретика! Пять минут — не опоздание.
— Молчать! — полковник ударил кулаком по столу и выпрыгнул из кресла, при этом его уши тоже забавно колыхнулись. Казалось еще немного, сам он выскочит из сапог, а большие уши оторвутся и взлетят. — Вы пришли в девять пятнадцать, а меня с утра пораньше за вас начальство вздрючивает!
— Никак нет, я прибыл вовремя, к девяти…
— Я сказал молчать!!! — вновь заорал полковник, да так громко, что, очевидно, его услышал весь штаб. На губах начальника даже выступила пена. А Громобоев уже не нервничал и не переживал, ведь он себя приготовил к худшему и мысленно распростился с военной службой (хотя худшее ли это?), поэтому был спокоен и не реагировал на вопли.
«Зачем психовать? Чего ради? Пусть начальники нервничают. Но просто так меня уволить им не удастся, и не за один день такое дело делается. Я кровушку сатрапам ещё долго попью, — думал Эдик с ехидцей. — Раз выбор сделан и мы оказались по разные стороны баррикад, то надо с честью выйти из создавшегося положения. Меньше обращать внимания на порицания, но и не допускать откровенного хамства по отношению к себе».
— Товарищ полковник! Я не виноват, что у вас бзик на правила вхождения в кабинет! А насчёт того, что меня вызывают в штаб округа и гневаются на опоздание, так я доложу, что вы меня задержали…
— Да я тебя, капитан…
— Не тебя, а вас…
— Вас!
— А вас?
— Что вас?
— Не знаю, вы сами сказали — вас…
— Не сбивайте меня с толку! Клоунаду разводим?! Юмористом Карцевым-Ильченко себя возомнил? Я заставлю уважать погоны полковника!
Громобоеву уже порядком надоела истерика и крики. До чего же шумным оказался этот маленький ушастый полковник! Орет, орёт, а чего орать-то?
— А вас? — нехотя передразнил Эдик.
— Что вы мелете! Что вас да вас?
— А вас надо уважать? Или только погоны полковника?
— Молчать! — полковник схватился за галстук и ворот рубашки, пытаясь ослабить, ему явно стало трудно дышать. — Уничтожу!
Эдик даже забеспокоился о здоровье начальника — вдруг кондрашка хватит? Жалко, ведь говорят у него большая семья — пятеро детей!
— Я заметил, что вы полковник и на вас погоны полковника. И что дальше?
— Ах, заметил? Ну, сейчас я с вами разберусь! По полной программе!
Полковник не успел изложить и осуществить намеченный план наказаний, как зазвонил телефон. Казачков оборвал вопль на полукрике, схватился за трубку и заговорил уже другим тоном, явно с вышестоящим начальством.
— Здравия желаю, товарищ полковник! Так точно, товарищ полковник! Уже тут! Никак нет, товарищ полковник! Ведем работу. Будет сделано, товарищ полковник! Слушаюсь, товарищ полковник.
«Ух, ты! Да ты — „эй, полковник“! Как гласит военная мудрость: полковники делятся на три категории: первая — товарищ полковник, вторая — полковник, и третья — эй, полковник! Этот явно входит в разряд „эй, полковников…“