Мычка
Шрифт:
– Могу развести костер. Согреешься, заодно вещи просушишь. Идет?
Зимородок несколько мгновений злобно сверкала глазами, прожигая Мычку полным ненависти взглядом. Ее губы дергались, готовые высказать все, что представляет из себя "проклятый вершинник", но сделав над собой сверхусилие, девушка выдавила лишь короткое:
– Жги. И побыстрее!
Мычка кивнул, сбросив мешки и отстегнув перевязь, поспешно побежал за хворостом, не дожидаясь, пока Зимородок соберется с мыслями, чтобы продолжить перечисление его "достоинств".
Костер долго не хотел заниматься. Наполненные влагой, ветви курились дымком, шипели, исходя грязью и паром, но, побежденные терпеньем, все же занялись, окутались огнем. И вскоре костер уже пылал, распространяя вокруг волны тепла и удушливого дыма. Зимородок кашляла, вертела головой, спасаясь от едкого дыма, но от огня не отходила. Лишь достаточно согревшись, и перестав дрожать, она отодвинулась, сказала сухо:
– Отвернись.
Занятый размышлениями, Мычка не сразу понял, переспросил:
– Отвернуться, зачем?
– По башке тебе хочу дать, вот этой палкой, да, боюсь, сопротивляться будешь, - прошипела Зимородок зло. Мычка непонимающе сморгнул, и она добавила с надрывом: - Да переодеться я хочу, бестолочь! Неужели не понятно?
Мычка ужом развернулся, застыл, созерцая покрытую пышной шапкой прошлогодней травы одинокую кочку. Позади завозилось, донеслось недовольное шипенье и сдавленные ругательства. Выждав некоторое время, Мычка осторожно поинтересовался:
– Уже можно поворачиваться?
Позади посопело, донеслось недовольное:
– Вообще-то не за чем... Но, раз уж невтерпеж посмотреть, можешь повернуться.
Опасаясь очередной колкости, Мычка чуть дернул головой, взглянул искоса, но, не узрев опасности, развернулся полностью. Зимородок сидит у костра, скорчившись, и обхватив колени руками, похожая на взъерошенную птаху. Грязная одежка лежит поодаль, напоминая мокрую земляную кучу. Мычка в тайне порадовался, что не пожалел время, отыскал и взял в избе лишние вещи. Не будь с собой запаса, страшно представить, что бы Зимородок сейчас вытворяла.
Мычка раскрыл мешок, вытащил остатки мяса, положил горкой, сдвинув ближе к девушке. Та сперва воротила нос, демонстративно не замечала, но, увидев, как смачно Мычка жует, не выдержала, украдкой взяла кусочек, проглотила, почти не жуя, разохотившись, взяла еще и еще.
Глядя в огонь, Мычка произнес с мягким упреком:
– Лес не злой, но нужно быть начеку.
Зимородок буркнула нечто неразборчивое. Не удовлетворившись, повторила громче, но поперхнулась, зашлась в жесточайшем кашле. Мычка несколько раз стукнул девушку по спине, взглянул с вопросом. Но та лишь трясла головой и продолжала перхать, однако, когда он вновь занес руку, дернула плечом, отсела. Прокашлявшись, и протирая глаза от слез, Зимородок пропищала с упреком:
– Это все ты, нечисть лесная. Захочешь слово доброе сказать, так им же и подавишься!
Сбитый с толку, Мычка воскликнул:
– Я-то тут при чем?
– А при том!
– Зимородок сверкнула глазами.
– Глаза твои бесстыжие. Как зыркнешь, так кусок в горло не лезет.
Глядя, как она забрасывает в рот очередной шмат мяса, Мычка лишь покачал головой, отвернулся. Зимородок сосредоточенно жевала, время от времени посверкивая в сторону спутника угольками глаз, наконец не выдержала, спросила с вызовом:
– Так что ты там о лесе говорил?
Мычка покосился на девушку, спросил с издевкой:
– А вновь подавиться не боишься?
– Не получится, уже доела!
– злорадно бросила Зимородок.
– Рассказывай, рассказывай, чего знаешь. А то еще одну такую лужу я точно не переживу.
Мычка помолчал, собираясь с мыслями, сказал:
– Я удивляюсь, что приходится рассказывать такие простые вещи. Вроде в одном лесу живем, одним воздухом дышим, но какая разница в понимании.
– Еще бы не было разницы!
– ахнула Зимородок.
– Ты - вершинник, а мы - людское племя.
– И в чем разница?
– поинтересовался Мычка с усмешкой.
– Так очевидно же, неужели не понимаешь?
– Зимородок прищурилась.
Мычка развел руками, сказал честно:
– Не понимаю. Если ты понимаешь - объясни, сделай милость.
Зимородок фыркнула, сказала свысока:
– Не понимаешь - вот тебе и разница.
– Однако, Мычка смотрел вопросительно, и она продолжила: - У вас уши торчком, как у волков, у нас нет. У вас кожа бледная, что просто ужас, у нас розовая. Что не понятного?
– И это все?
– Мычка вздернул бровь.
– А тебе мало?
– удивилась Зимородок.
– Острые уши, бледная кожа... Я вот волосы распущенными ношу, а ты заплетаешь. Тоже за разницу считать? Опять же, у меня оружие имеется, у тебя нет. На одежду еще давай поглядим, у кого что и насколько отличается.
Зимородок нетерпеливо дернула плечиком, сказала:
– Ну это же совсем не то!
– А что то, что?
– Ну-у... я не знаю...
Зимородок скорчила недовольную гримаску, задумалась. Однако, по мере того, как шло время, ее лицо приобретало растерянность. Мычка продолжал буравить собеседницу взглядом, и она отмахнулась, сказала с досадой:
– Ну, не знаю я, не знаю! Доволен?
– Заметив мелькнувшую улыбку, поспешно поправилась: - Но что-то наверняка есть, не может не быть.
Мычка перестал улыбаться, сказал с грустью:
– В том и дело, что ничего этакого нет. Что вы там о нас понапридумывали: что в зверей обращаемся, детей едим, порчу насылаем?
Прислушиваясь к словам, Зимородок с удивлением ощутила укол совести. Будто сорвавшиеся с губ вершинника слова горечи и досады были отчасти и ее виной. Она хотела по привычке фыркнуть, но почему-то сказала тихо: