Мычка
Шрифт:
От бешенства Зимородок пошла пятнами, вскочила. Пальцы сжимаются в кулаки, глаза пылают, а губы дрожат так сильно, что, еще немного, и на наглеца обрушится шквал слов, да таких, что затопчут, вобьют в землю по уши, а после еще и пройдутся сверху, приминая оставшееся.
Словно не замечая происходящих со спутницей изменений, Мычка произнес рассудительно:
– Раз уж зашла речь, то на ночь тоже не стоит наедаться. А то потом храп, да разные прочие непотребства...
– Храп!?
– Глаза Зимородок, и без того расширенные, выпучились еще, она прошипела по-змеиному: - Хочешь сказать, я храплю?
Мычка с опаской покосился на спутницу, что от злости стала раздуваться, становиться больше, выше, страшнее. Подобно, как на глазах увеличивается жаба, стоит лишь нечаянно задеть. Она открыла рот, выгнулась, готовясь не то крикнуть, не то укусить, но в этот момент где-то неподалеку гулко ухнуло. Колыхнулась вода в ямках, с ветвей посыпалась хвоя, а чуть погодя, ослабленная расстоянием, в грудь мягко толкнула воздушная волна.
Зимородок рванулась, единым духом перемахнув костер и оказавшись за плечом у Мычки, прошептала с дрожью:
– Что это?
– Где?
– Мычка повернул голову, встретился взглядом с полными испуга глазенками спутницы.
– Ну это, жуткое, там...
– Из-за плеча высунулась рука, сделала неопределенный жест.
Мычка пожал плечами, сказал с запинкой:
– Наверное, тебе лучше знать.
Зимородок воскликнула удивленно:
– Мне-то откуда!..
– Поперхнулась, закончила шепотом: - Откуда мне знать?
На этот раз удивился Мычка.
– Разве не ты сказала - жуткое. Знать ведаешь о чем речь.
Немного успокоившись, Зимородок рассудительно произнесла:
– Я не знаю что это, но раз оно производит такие звуки, то просто не может не быть не жутким.
Девушка шептала прямо в ухо, ероша дыханьем волосы, отчего кожа немилосердно зудела. Но от ее тела, жаркого, как нагретый очаг, по спине разливается приятное тепло, и Мычка всеми силами крепился, не желая прерывать удовольствие невольным жестом или неуместным движением. Прислушиваясь к сердцебиению спутницы, ощутимому даже сквозь шкуру рубахи, Мычка успокаивающе произнес:
– Вряд ли там что-то особенное. Скорее... просто рухнувшее от старости дерево.
Зимородок шумно выдохнула, сказала с ноткой страха, но уже спокойнее:
– Видать, большое было дерево.
Мычка качнул головой, откликнулся эхом:
– Видать. Ну, если это действительно было дерево, то да, большое.
Девушка снова насторожилась, коснувшаяся было спины прохлада вновь сменилась жаром, прошептала с подозрением:
– А что, это может оказаться вовсе и не дерево?
– Может, - согласился Мычка.
Зимородок рассердилась, прошипела зло:
– Так что ж ты мне тогда голову морочишь! Какой ты охотник, если даже не можешь сказать, дерево это было, или не дерево?
Мычка покивал, сказал с раскаяньем:
– Ага, непутевый. Но ты не расстраивайся. Сейчас мы туда сходим, и все узнаем.
– Куда?!
– Зимородок вновь перешла на шепот.
– В лес.
– Зачем?
– простонала она, впав в полуобморочное состояние.
– Как зачем? Посмотрим, узнаем точно, дерево это, или не дерево. Тебе же интересно.
– Нет!
– Зимородок подскочила, воскликнула с дрожью: - Мне не интересно.
Мычка вздохнул, сказал с изумлением:
– Разве? А мне вот очень даже интересно.
– И тебе не интересно, - отрубила Зимородок.
– И вообще, засиделись мы. Давно пора выходить. Собирайся.
Она поднялась, хотя и с некоторой робостью, начала сдергивать одежду. Глядя, как она запихивает в мешок не успевшие обсохнуть шкуры, Мычка лишь покачал головой, но спорить не стал. Заплечные мешки заняли свои места, погасло залитое водой пламя, и вскоре под ногами уже чавкала раскисшая от влаги земля.
Путь лежит в сторону, откуда донесся звук. По началу Мычка хотел пройти напрямую, но, завидев, куда именно он направляется, Зимородок вцепилась клещом, так что пришлось сделать изрядный крюк, и лишь после, когда девушка перестала оглядывать и испуганно вздрагивать, они вернулись на прежний путь.
Лужи поредели, а затем и вовсе сошли на нет. Стало суше. Если до того ноги чавкали по грязи, то теперь под подошвами приятно похрустывает хвоя и мелкие веточки. Зимородок носится вокруг, с любопытством разглядывает желтые пятна едва распустившихся цветов, осторожно дотрагивается до игл царап-куста, сбивает палочкой высохшие гроздья грибов-древожоров, с восторгом следя, как с треском разлетаются облачка грязно-желтых спор.
Сохраняя серьезное выражение лица, в душе Мычка ликовал. Именно так он и представлял далекое путешествие. Конечно, вместо скачущей девчушки, рядом должен был идти в ногу опытный воин, или даже не опытный, и не обязательно в ногу, но тот, на чье плечо в сложной ситуации можно положиться, кто не предаст и не дрогнет. Но почему-то нет чувства обиды на судьбу, и не так уж тяжел дополнительный заплечный мешок. Да и лишний раз повернуть голову, осматриваясь в поисках опасности, если подумать, не в тягость. Главное, что под ноги ложится дорога, взору открываются новые земли, и есть кому разделить радость пути, пусть даже это всего лишь взбалмошная девица, пугающаяся каждого шороха и в жизни не выходившая дальше околицы.
В букет лесных ароматов закралась неприятная нотка, помаячила, дразня непривычным запахом, но исчезла так быстро, что Мычка даже не успел толком насторожиться. Однако, вскоре запах вернулся, став крепче и мощнее. Мычка принюхался, невольно замедлил шаг, пытаясь понять, где раньше встречал подобное.
Зимородок отметила заминку, повернув личико, прощебетала с насмешкой:
– Не рановато для привала, прошли - всего ничего?
Мычка не ответил. Запах дразнит, щекочет ноздри, отзываясь на языке отвратительным привкусом, заставляет напрягать память, в безуспешных попытках понять природу явления. Видя, что спутник идет все медленнее, уставившись в пространство невидящим взглядом, Зимородок остановилась. Улыбка исчезла, уступив место настороженности. Она подошла, спросила со скрытой тревогой: