Мычка
Шрифт:
Одарив спутника высокомерным взглядом, Зимородок неторопливо двинулась вперед, ориентируясь на запах. Однако, чем сильнее ощущался дым, тем настороженнее становился Мычка. Что-то в происходящем вокруг явно не так. Запах дыма в пропитанном влагой лесу сам по себе уже вызывает множество вопросов. И если для привыкшей к дымному воздуху села девушки все кажется само собой разумеющимся, Мычка терзался сомненьями.
Сперва он не мог толком понять, что именно не так, но вскоре осознал, принялся вертеть головой. Зимородок посматривала снисходительно, но подчеркнуто не обращала внимания, занятая одним, как ей казалось, наиболее важным делом - достичь источника запаха. Что за люди разожгли костер, будут ли они рады пришельцам, пустят ли на порог - вопросов не возникало. Само собой будут, обязательно пустят. Как же иначе?
Мычка хмурился все сильнее, кусал губу, не находя искомого, наконец, не выдержал, преградил дорогу.
– Думаю, это плохая мысль.
Зимородок раскрыла глаза, взглянула с величайшим удивлением, будто дорогу преградила говорящая коряга, вкрадчиво поинтересовалась:
– Обидно, что не ты учуял?
Мычка дернул желваками, но стерпел, сказал нейтрально:
– Дело не в этом. Мне кажется, будет лучше сделать крюк.
– Зачем?
– Глаза спутницы полезли на лоб.
Стараясь, чтобы слова прозвучали убедительно, Мычка сказал:
– Любые живущие группой животные оставляют следы.
Зимородок пожала плечами:
– Возможно. Что с того?
Мычка сказал чуть слышно:
– Я не вижу следов.
Девушка наклонила голову на один бок, затем на другой, сказала с сочувствием:
– Наверное, у вершинников это какая-то важная традиция, по поводу и без рассказывать о повадках зверей. Но, если ты не заметил, я устала, и хочу есть. По этому, придержи историю до лучших времен.
Мычка досадливо тряхнул головой, поспешно произнес:
– Ты не понимаешь. Люди - те же звери, только в отличие от своих диких собратьев оставляют вокруг мест проживания намного больше следов. Оттиски подошв, сломанные ветви, обрывки шкур... Этого добра в изобилии возле любой, даже самой захудалой деревеньки. Здесь же я не вижу вообще ничего!
Зимородок фыркнула:
– Плохо смотришь.
– Заметив, как от сдерживаемого гнева побелели губы спутника, добавила примирительно: - А быть может здесь деревня наподобие моей, наши тоже за околицу не шибко выходят.
– Увидев, что Мычка собирается возразить, закончила непреклонным тоном: - В любом случае, хочешь ты того или нет, я пойду дальше. Ну а сам можешь оставаться... если так боишься.
Не обращая более внимания на спутника, она зашагала дальше. Глядя ей в спину, Мычка ощутил сильнейшее желание догнать, и приложить заплечным мешком по дурной головушке. Или может пусть ее? Пускай идет, ищет приключений на свою... хм, голову. А он пойдет своим путем. В конце концов, сколько можно терпеть? Постоянные подколки по поводу и без, насмешливые взгляды, едкие слова. Он обещал быть всего лишь проводником, а не мальчиком для развлечений, и если это невозможно...
Мычка стоял, разрываясь от противоречивых чувств. Наконец, плюнул, с досадой выхватил лук, принялся шуровать в мешке, где, тщательно завернутая в шкуру, хранится тетива, дожидаясь своей очереди. Тихи скрип, мышцы напрягаются в мгновенном усилии, в пальцы больно вонзается нить. Миг, и лук распрямляется, но не до конца - на столько, насколько позволяет тетива, застывшая меж металлических лапок тугой струной. Еще несколько мгновений, и левое предплечье надежно охватывает наруч. Все, можно идти. Даже если неугомонная девка права, и впереди действительно обычная деревня - ничего страшного. Короткая канитель с подготовкой не прошла даром, оружие, как всегда, успокоило, одновременно добавив решимости.
Вернув лук на место, Мычка проверил стрелы - легко ли вынимаются, не цепляются ли за колчан, забросил на плечо мешок и заспешил следом за спутницей, что уже успела скрыться из видимости. Догнав девушку, он пошел рядом и чуть впереди, не обращая внимания на исполненные торжества победные взгляды. Главное - доставить племянницу учителя до места целой и невредимой, а уж что она там себе думает, для него столь же важно, как токование глухарей на заре - забавно, но не интересно.
Деревья расступились, и два вздоха раздались одновременно, только, если голос Зимородка оказался наполнен разочарованием, то Мычка с трудом сдержал насмешку. Заросшая свежей зеленой травкой полянка, у дальнего края скособоченная изба. Бревна стен почернели от времени, словно лягушка бородавками, густо покрыты пятнами мха. Навес над крыльцом просел, источенный временем, едва держится. Крыша густо заросла кустарником, ощетинилась иголочками молодой листвы, что шуршит, покачивается в такт ветру, будто это и не ветки вовсе, а густая щетина на загривке диковинного зверя.
Зимородок продолжала расстроено вздыхать, когда Мычка ощутил, как мелкие волоски на теле встают дыбом, а в груди разрастается холодный ком. Ощущение неотвратимой беды захлестнуло. Рука рванулась к плечу спутницы, чтобы увлечь обратно в лес, однако, Зимородок отодвинулась, и пальцы ухватили пустоту. Сделать вторую попытку он не успел. Донесся отчетливый скрип. Дверь избы распахнулась, обнажив чернеющий провал беззубого рта. Мгновенье проем пустовал, и вот уже в дверях, соткавшись словно из ниоткуда, закутанный в шкуры, возник хозяин.
Сухая сгорбленная фигура, крючковатые пальцы рук, сморщенное, словно печеное яблоко, лишенное малейшей растительности лицо и огромные заполненные тьмой глазницы. Встретив взгляд жутких глаз, Мычка ощутил, как перехватило дыханье, мир качнулся, поплыл. Сопротивляясь накатившей слабости, он прохрипел:
– Беги, беги пока не поздно!
ГЛАВА 13
Зимородок лишь только поворачивает голову, на хорошеньком личике застыло удивление, в глазах непонимание. Что произошло с товарищем, почему он вдруг покрылся медленной бледностью, не иначе - придумал какой-нибудь глупый розыгрыш, решив в очередной раз напугать. Губы растягиваются в глупой улыбке, но в глазах прячется страх - действительно ли шутка, не случилось ли и впрямь чего-то ужасного. Как заставить, объяснить, убедить дуреху, что нужно прямо сейчас, не мешкая, броситься в лес, пока еще есть возможность? Как передать бушующее в груди чувство обреченности, то абсолютное знание, что рождается в темной звериной сути в страшные мгновенья опасности?
Поздно. Подчиняясь чуждой воле, девушка выгибается всем телом, нелепая, словно кукла, делает шаг, деревянно переставляя ноги. Рот распялен в крики, глаза лезут из орбит, но ни звука, ни жеста сопротивления, лишь изломанные ветви рук, и бесконечная покорность.
Мычка бросился следом, превозмогая слабость, побежал, полетел, а на деле едва сдвинулся. Невидимая стена упруго толкнула в грудь, отбросила. Он рванулся раз, другой, медленно но верно продавливая сопротивлений незримых сил. Фигурка девушки удаляется, неспешно, но неотвратимо двигаясь в сторону дома, туда, где на пороге темным изваянием застыл отшельник... маг, волхв, страшный лесной дух?
Не важно. Это потом, на досуге, можно будет поразмыслить, погадать, кого им послала судьба, но только не сейчас. Силы истаивают, ребра ходят ходуном, со свистом накачивая в грудь потоки воздуха. Рывок. Еще рывок. Фигура на пороге оживает. Глаза едва заметно смещаются, переходя с девушки на настырного спутника. Клубящаяся в глазницах тьма вспыхивает, губы искривляются в недоброй усмешке. Дрогнув, приходит в движение рука, поднимается, вытягиваясь по направлению к пришельцам. Узловатые пальцы-крючья растопыриваются, угрожающе топорщатся ногтями.