Мычка
Шрифт:
Лес заметно изменился. Мрачный сосняк поредел, ели потеснились, уступив место лиственным собратьям, отчего вокруг стало светлее и просторнее. Мычка с удивлением и любопытством посматривал на доселе не виданные деревья и кустарники с усыпавшими ветви широкими зелеными пластинками, вместо привычных тонких острых иголочек. Большую часть деревьев он знал, и даже изредка встречал неподалеку от родной деревни, но некоторые видел впервые.
Изменился и запах. Исчезла затхлость, воздух наполнился пряными ароматами от растущих тут и там цветов, с крупными, нескромно-яркими бутонами всевозможной расцветки. Серое покрывало хвои запестрело островками травы. Островки ширились, разрастались, заполняя все свободное пространство, топорщились влажной зеленью. Мычка ступал осторожно, хмурился. За разросшимися стеблями не видно земли, небольшие ямины и узловатые корни деревьев превращаются в коварные ловушки. Легко не заметить, запнуться, растянувшись во весь рост под насмешливое фырканье спутницы, а то и вовсе повредить ногу, или напороться на сук.
Опасаясь, что спутнице придется тяжелее, Мычка то и дело поглядывал в сторону Зимородок, готовый поддержать, помочь, если возникнет необходимость. Но девушку подобные вопросы не заботили вовсе. Широко улыбаясь, Зимородок вдыхала воздух полной грудью, наслаждаясь путешествием, вертела головой, с любопытством поглядывая вокруг, а под ноги смотрела, лишь заметив особо яркий цветок или маслянисто поблескивающую шляпку гриба, от времени не успевшего потускнеть и скукожиться.
В очередной раз втянув ноздрями воздух, Зимородок произнесла с подъемом:
– До чего же здесь хорошо! Я и не думала, что лес может быть таким приветливым.
Обойдя по широкой дуге подозрительно сильно разросшуюся травяную кочку, Мычка покачал головой, сказал в раздумье:
– Приветливый? Может быть. Но и непознанный, а оттого опасный.
Зимородок скосила глаза, сказала со смешком:
– Не узнаю нашего великого охотника. Куда делась самоуверенность, где безрассудная смелость? Ведь ты же просто оплот выдающихся качеств и достойных черт!
Мычка пожал плечами.
– Никогда не отличался самоуверенностью и уж тем более безрассудством. Не лучшие для охотника качества.
Зимородок скривилась, сказала недоверчиво:
– Это с каких пор?
– Всегда так было, - произнес Мычка с достоинством.
Девушка прищурилась, спросила с ехидцей:
– А "всегда" это до того, как ты искромсал несчастного бера в клочья, или уже после?
– Это был выдающийся случай, - ответил Мычка кротко.
Зимородок покивала, сказала с преувеличенной серьезностью:
– Конечно, конечно. Кто бы спорил. А случай, когда некто нашпиговал бедного отшельника стрелами, тоже был выдающийся?
Мычка нахмурился, сказал сдержано:
– Не нашпиговал. Там была всего одна стрела. К тому же этот "бедный" отшельник едва не утянул тебя в свое логово, а меня не задушил.
Зимородок фыркнула.
– Естественно. Что ты еще можешь сказать. Убил, ограбил, а потом, оказывается, что тот еще и сам виноват.
– Кого ограбил?
– У Мычки отвисла челюсть.
– Отшельника!
– ответила Зимородок с вызовом.
– Или не помнишь, как в избу рвался?
Не ожидав подобных нападок, Мычка произнес ошарашено:
– Но ведь я... мы даже близко не подошли.
Зимородок подбоченилась, сказала снисходительно:
– Потому и не подошли, что со мной был. Так бы точно все вверх дном перевернул, землю перекопал, и хозяина выпотрошил - вдруг тот что ценное сглотнул?
Мычка вздохнул, порой Зимородок становилась вовсе несносной, сказал устало:
– Я вообще не хотел туда идти. Только кое-кого понесло в гости наведаться, покушать вкусно, да поспать мягко.
Зимородок вспыхнула, сказала с обидой:
– Ну и топал бы дальше! Зачем следом пошел?
Мычка всплеснул руками.
– Так ведь обидел бы!
– А может не обидел?!
– передразнивая, ответила Зимородок в тон.
– Может это он от ревности, или от испуга? Головой двинулся, вот и попер во всех подряд магией шмалять.
Мычка усмехнулся, сказал злорадно:
– Приревновал, еще бы. Краса немытая из леса выбралась, раззявив рот в кладовку понеслась. Тут не тот что отшельник, любой двинется.
Зимородок побледнела, воскликнула срывающимся от ярости голосом:
– Это я-то не мытая, я? На себя глянь! Ты давно в лужу смотрел, рожа вершинничья, нечисть проклятая?! Ты вообще в жизни мылся, кроме как под дождем? Да от тебя потом разит - мошкара наземь сыплется, беры разбегаются, черви расползаются! Дикарь, дурак, вершинник!!!
ЧАСТЬ III
ГЛАВА 1
Лес изменился, поредел. Все чаще появляются прогалины и лужайки, сперва небольшие, полностью заросшие травой и кустарником, но, чем дальше, тем прорех в прежде непрерывном теле леса становится больше. Разрывы множатся, растут, сливаются словно быстро прибывающие лужицы во время сильного дождя. Открытое пространство, манящее и страшное одновременно, ширится, накатывает жаром, давит пронзительной синевой и лес отступает, теснимый напористым и чуждым, чему нет названия.
Исчезли щетинящиеся хвоей великаны, сменились лиственными родственниками, жизнерадостными и исполненными жизни. Если раньше каждое дерево билось за жизнь, тянулось, что есть мочи, стремясь выйти из-под сени собратьев, ухватить частичку света, то здесь совсем не так. Небольшие рощицы, жалкие остатки былой мощи, шелестят листвой, купаются в горячих лучах щедрого светила. Деревья растут вширь, тянут ветви далеко вокруг, растопыриваются, не ограниченные ничем.
Изменился и воздух. Влага ушла, сменилась непривычной сухостью. Ветер свободно гонит небесные потоки, переливает, закручивает вихриками. В ноздрях свербит от сладковатого запаха пыльцы. Другие существа, иные звуки. Пищат, переливаются трели невиданных птах, скрипят, скрежещут удивительные букашки, под ногами, в траве, шныряют мелкие зверьки.