Мычка
Шрифт:
– А ведь верно говорите. Край и вправду мирный. Раньше-то я сомневался, а как вас встретил - уверился, точно мирный. Да и девка, если по правде, замедляет: то поесть, то поспать, то пос... гм, отягощает в общем.
Мужики слушали оторопело, и с каждым словом изумление в лицах росло. Наконец первый не выдержал, спросил осторожно:
– Так ты согласен?
– Оставишь девку и перевязь?
– поинтересовался второй.
– И так и пойдешь, облапошен... к-хм, облегченный?!
– воскликнул третий.
Мычка развел руками, сказал с великой скорбью:
– Рад бы, да не могу.
– Почему?
– разом воскликнули три глотки.
Мычка помялся, сказал неохотно:
– Есть у меня правило - не отягощать жизнь людям. Вот оставлю я вам перевязь, девку свалю на шею. Это ж выходит со своих плеч трудности переложу на чужие. Не правильно это, не честно.
Мужики возмущенно затараторили, перебивая друг-друга.
– Да нам ведь плевое дело!
– Ты ж один, видно ж мучаешься. А для нас, троих - легче лекого!
– Поможем, не боись. Или мы не мужики?!
Мычка тяжело вздыхал, прислушиваясь, как за спиной уже не дрожит - бьется от ужаса подруга, кивал, его лицо становилось все темнее и несчастнее, наконец не выдержал, сказал с великой мукой:
– Благодарю. Вы люди чистейшей души. Другим бы не выдержал, точно отдал, вам же... не могу.
Понурившись, он двинулся вперед, прямо на мужиков, не забыв захватить спутницу. Ощутив на запястье железные тиски пальцев, та охнула, засеменила следом, опустив голову как можно ниже, только бы не встретится взглядом с ужасными бродягами. Оторопев от неслыханной наглости, мужики пораскрывали рты, и Мычка беспрепятственно прошел мимо.
Первый мужик почесал в затылке, сказал с сомненьем:
– Так это, отпустим?
Второй пожал плечами, отозвался в замешательстве:
– Ну, вишь как получается-то...
Побагровев, и жутко выкатив глаза, главарь заревел:
– Вы чего несете, пни лесные? Кого собрались отпускать!? А ну быстро: бабу схватить, а этому зубы выбить, да язык вырезать, а то шибко разговорчивый.
Мужики спохватились, рванулись следом, угрожающе перекосив рожи и занося дубинки для удара. Топот отразился в черепе угрожающим грохотом, оборвал натянутую до предела нить ожидания. Мычка крутанулся, толкнул девушку, добавляя скорости, отчего Зимородок с жалобным воплем унеслась вперед, с треском вломилась в кусты. Руки взлетели, рванули рукояти мечей. Клинки с шорохом выскользнули из ножен, вспыхнув на солнце, застыли, изящные и смертоносные, как зубы ядовитой змеи.
Распаленные предстоящей схваткой, мужики не обратили на мечи внимания, а быть может не разглядели в хрупком парне достойного противника, рванули вперед, подгоняемые наказом старшего. Распяленные рты, вытаращенные бездумные глаза, и наглая, непоколебимая уверенность - сейчас бой закончится, мальчишка отправится к духам, ну а девчонка... девчонка принесет немало приятных мгновений.
В груди заклубилось темное, наполнило тело дерзкой злой силой, но, вместе с тем, возникло ощущение нереальности, неправедности происходящего. Ведь он не сделал этим людям ничего плохого, да и они, если подумать, просто пошутили, не умно, без должного изящества, но это всего лишь слова. Стоит ли такое грядущей крови, не лучше ли остановиться, разойтись, пока не стало слишком поздно?
Мычка отступил, сказал скороговоркой, стараясь, чтобы голос не дрожал:
– Остановитесь, вы поступаете не правильно.
Ближайший мужик хохотнул, взмахнув палкой, воскликнул:
– Еще как правильно!
Мычка легко ушел от удара. Судя по удалому уханью, и тому, как повело противника вслед за оружием, бродяга больше уповал на силу, чем какие-либо навыки.
– Нельзя проливать кровь людей, лишь потому, что они случайно оказались рядом!
– прорычал Мычка, отступая на шаг.
– Еще как можно!
– хмыкнул второй, примериваясь, как бы половчее достать противника в голову.
Враги напирают, довольные и уверенные в себе. Противник один, значительно уже в плечах, и почти не вооружен. Можно ли считать за оружие эти тонкие полоски металла? В глазах насмешка и похоть. И хотя ему есть что сказать, слова бессильны. Противники глухи к уговорам.
Чувствуя, что боя не избежать, Мычка отступил еще на шаг, воскликнул с мукой:
– Что же вы за люди, если понимаете только голос силы?!
Главарь, что успел приблизиться, и теперь кружил рядом, норовя зайти сзади, произнес с насмешкой:
– Уж какие есть. Предлагали тебе по-хорошему - не захотел. Теперь пожинай.
Надежда угасла, челюсти сомкнулись с такой силой, что противно заскрипели зубы. Рядом, поигрывая дубьем от избытка сил, кружат враги. И не важно, что они отличаются лишь самой малостью, внутри это звери, вышедшие на охоту опасные хищники, а он - добыча. Неужели Филин был прав, и в этом мире по-другому невозможно? Перед внутренним взором возникло лицо наставника, суровое и скорбное одновременно. Губы беззвучно шевельнулись, но под черепом громом раскатилось одно только слово - бейся!
Плотина рухнула. Сдерживаемая до последнего момента, сила потекла по жилам, наполнила мышцы огнем. Чувства обострились, рассудок отодвинулся в тень, уступая место древним как мир инстинктам. Восприятие расширилось. Мелкие, и до того маловажные детали выдвинулись, обрели объем и значение. Время замедлилось.
Ближайший противник размахивается, собирая для удара силу, достаточную чтобы вместе с врагом снести ближайшее деревце. Глупец. Взмах, точное движение. Клинок взблескивает на солнце, рассекает воздух, коротко и легко. Со стороны кажется, будто металл коснулся кожи мягко, играючи. Но это конец. Вернее, начало - первый шаг в мир духов. Небольшая царапина, легкий росчерк. Противник еще не понимает что произошло, но рядом уже соткалась черная тень смерти, оскалилась в довольной ухмылке.
Прыжок в сторону, уворот. Дубинка проносится возле головы, обдав кожу холодным ветерком опасности. Рывок. В отблесках солнца клинок чертит огненный символ, что сменяется багрянцем. Кровь разлетается веером, орошая ближайшие кусты и землю алой горячей капелью. В расширенных глазах врага полыхает ужас и отражение падающего на землю предплечья, с намертво зажатой в холодеющих пальцах дубиной.
Остался последний противник. Короткий, на пределе скорости, взгляд назад. Один, размахивая культей и тоненько подвывая, кружится на месте, второй уже на земле, слабеющими пальцами зажимает рану на шее, откуда вместе с кровью толчками выплескивается жизнь. Не опасны. Взгляд возвращается назад, влипает во врага, что по-прежнему напирает, но уже без прежней уверенности. Глаза противника то и дело возвращаются к товарищам, что выбыли из боя так внезапно и непредсказуемо. Еще есть шанс, бросить оружие прямо сейчас, и бежать что есть сил. Возможно, странный парень с длинными светлыми волосами и небесной голубизной в газах не погонится, оставит жизнь.