Мычка
Шрифт:
Мычка произнес в раздумье:
– Филин казался странным. Но теперь я понимаю, это оттого, что он видел иную жизнь, жил по другим, не известным в лесу правилам. Я не знаю ваших отношений, но, думаю, Филин бы отдал многое, чтобы тебе было хорошо, и он отдал.
Зимородок покачала головой, сказала недовольно:
– Не знаю, не знаю. Конечно, может ты и прав, но...
– Она осеклась, спросила с удивлением: - А что он отдал?
Мычка усмехнулся, сказал невесело:
– Я долго не мог понять, зачем отшельнику потребовалось возиться с полумертвым парнем, тащить, выхаживать, учить? Сначала казалось, это естественное побуждение - помочь ближнему. Потом, узнав наставника получше, я понял, что неправ. Слишком много видел Филин в предыдущей жизни, слишком много пережил, чтобы придавать значение жизни незнакомца. Признаюсь честно, меня это возмутило до глубины души. Однако, он меня спас и учил, так что со временем я смирился.
Глаза Зимородок заблестели любопытством, она спросила с придыханьем:
– А что потом? Что ты думал потом?
– Потом я решил, что это от одиночества. Как бы ни был силен человек, ему не выжить одному. И дело не в хищных зверях и трудностях с пропитанием, хотя и это важно. Но человек не бер, и хоть иногда нужно с кем-то поделиться мыслями, послушать рассказ охотника, или просто побыть рядом. Однако, я ошибся и на этот раз.
Мычка замолчал, ушел в себя. Зимородок шла, приплясывая от нетерпения, наконец не выдержала, спросила вкрадчиво:
– И в чем оказалась правда?
Заметив, как щеки спутница порозовели, как заблестели глаза, Мычка улыбнулся краешком губ. Не то из-за пережитого, не то просто настало время, но сказанное не пропало даром. Воздвигнутая при первом знакомстве девушкой стена недоверия, хоть и не исчезла полностью, но заметно пошатнулась, пошла трещинами.
– Под конец я решил, что наставник не хочет, чтобы наработанные годами воинские умения пропали, желает передать мастерство как нельзя кстати подвернувшемуся ученику. Но я ошибся снова.
Зимородок всплеснула руками, произнесла с придыханием:
– Невероятно. Я еще никогда не слышала столь увлекательной истории. Так ты пришел к какому-то выводу, или до сих пор пребываешь в неведении?
Мычка улыбнулся шире, кивнул.
– Я не был до конца уверен, но события сегодняшнего дня позволили понять наверняка. Филин ушел в лес, но его душа осталась где-то там, на далеких просторах. Он принял решение навсегда порвать с прошлым, но не желал подобной судьбы тебе.
– Он сам тебе сказал?
– Зимородок нахмурилась.
Мычка покачал головой, сказал мягко:
– Нет, он вообще говорил мало и не всегда понятно. Лишь теперь до меня начинает кое-что доходить, но далеко не все.
– Так что же со мной?
– напомнила Зимородок.
– Он не хотел, чтобы ты провела жизнь в глухом уголке леса, но и не хотел заниматься этим сам, и потому нашел помощника.
– Тебя?
– Зимородок ахнула.
– Меня.
– Мычка кивнул.
– Он спас меня, тем самым заручившись невольным согласием, научил искусству боя, обезопасив от случайной гибели.
– Тебя?
– повторила Зимородок чуть слышно.
Мычка вновь кивнул.
– Меня. Но тебя в первую очередь.
Зимородок долго молчала, спросила в раздумье:
– И что же получается, ты мой... хранитель?
Мычка повел плечами, так что хрустнули косточки, сказал с подъемом:
– Хранитель и проводник. Я обещал наставнику, что доведу тебя до указанного места, чего бы это ни стоило.
Зимородок вскинула глаза, взглянула пытливо.
– И ты собираешься следовать слову?
– Конечно.
– Мычка развел руками.
– Как же иначе?
Зимородок прищурилась, спросила с едва заметной язвинкой:
– А если что-то пойдет не так, скажем, нам встретятся непреодолимые препятствия, или... буду не согласна я?
Мычка сказал серьезно:
– Придется преодолеть. А насчет последнего... Вообще-то я не припомню, чтобы ты хоть раз была согласна.
Зимородок закусила губу, а Мычка улыбнулся, зашагал бодрее, ощущая, как на сердце становится легко, а из тела уходит напряжение, не отпускавшее с того самого момента, как закончился жуткий бой у источника.
Ближе к вечеру впереди обозначились силуэты домиков, но, на этот раз, Мычка не стал менять направление, двинулся прямиком к селу, чем вызвал немалое удивление спутницы. Предположив, что, утомленный дорогой, Мычка просто не заметил изб, девушка произнесла негромко:
– Впереди деревня, и если мы не свернем...
– Мы не свернем.
В голосе спутника прозвучала столь непоколебимая уверенность, что Зимородок вздрогнула, спросила с испугом:
– Ты что-то задумал?
Мычка пожал плечами, сказал просто:
– Ничего особенного: найти кров, пищу, посмотреть чем живут люди. Ну и, главное, спросить путь.
Глаза Зимородок расширились от испуга, но в голосе прозвучала страстная надежда:
– Кров над головой, чистая постель, неужели это возможно!
– Она запнулась, закусив губу, взглянула виновато.
Не обратив внимания на прорвавшиеся эмоции спутницы, Мычка сказал серьезно:
– За сегодня нам на глаза попались две или три деревушки. Думаю, дальше будет не меньше. Раньше или позже, но к людям придется выйти. Хотя бы для того, чтобы убедиться, что идем в верном направлении. Должен же хоть кто-то знать о городе под скалой.
Зимородок сказала с опаской:
– А если, здесь живут такие же... ну, как те, что попались у источника?
Мычка шевельнул плечами, убеждаясь, что перевязь с оружием никуда не делась, сказал чуть слышно, но с такой суровостью, что у спутницы по спине разбежались мурашки:
– Придется поискать ночлег в другом месте.
Зимородок втянула голову в плечи. Стало неуютно, мысль о ночлеге вдруг показалась не настолько привлекательной, да и далекие силуэты домиков как-то разом растеряли очарование, наполнились опасностью и угрозой. Перед внутренним взором промелькнуло утреннее, ужасное. И хотя, перепугавшись, она зрела происходящее лишь мельком, увиденное запало в память надолго. Лицо спутника, обычно спокойное, порой виноватое, часто улыбчивое, окаменевшее, словно маска мертвеца, лишь пульсирующая в глазах жуткая ярость, да короткие, быстрые движения, превращающие живых, полных сил мужчин, в безжизненные, брызжущие кровью куски мяса.