Мышеловка
Шрифт:
— Если не понял — поясняю, — сказал Ястреб, — это тот самый корпус, где мы были вчера. Там живет Пиявка… вернее, жил.
— Думаешь, это он устроил? Решил покончить с собой, при этом громко хлопнув дверью, отключил систему пожаротушения…
— Ну что ты! Пиявка, конечно, личность не вполне адекватная, но не идиот же! Он слишком любит себя, чтобы самоубиться. Разве ты бы смог убить то, что тебе дорого?
— Нет. Но отключить систему мог только он.
— Вот тут ты прав. Только ведь его могли заставить сделать это. Согласен?
— Согласен, ибо знаю, насколько негероический у Пиявки характер. Дуло к голове — и он уже в истерике. Вопрос, видимо, в том, кто это дуло приставил. И здесь у меня два варианта — либо Человек-Без-Лица, либо кто-то из клиентов. Узнали, что Пиявка с полицией связывался…
— Стоп-стоп-стоп, — перебил меня Рик, — по-моему, первый вариант был ближе к истине. А насчет клиентов скажу — ты слишком плохого мнения о нас, ссыльных. Да, мы не дружим с законом, и нам приходилось убивать. Некоторым — не по разу. Но зачем кому-то лишние жертвы? Зачем этот поджог и еще пара десятков трупов? Не проще ли прострелить этому Пиявке голову и навеки забыть о нем?
— То есть, ты считаешь, что пожар устроил Человек-Без-Лица?
— Не вижу других вариантов. Наверняка Пиявка пустил его сам, не ожидая плохого. И дал возможность Человеку-Без-Лица убить сразу двух зайцев. Избавиться от лишнего свидетеля и уничтожить его оборудование. Используя которое, можно было доказать, что анонимный донос на тебя отправил именно Пиявка. Плюс, его так называемое признание теряет силу — ведь по процессуальным нормам учитываются показания только живых свидетелей. Так что свой диктофон можешь выбросить в ближайший мусорный коллектор — чтоб его переработали во что-нибудь полезное.
— Я правильно тебя понял? — начал я, — ты узнал об очередной акции Человека-Без-Лица, насмерть перепугался и готов выбросить белый флаг. Хоть перед полицией, хоть перед этим убийцей.
— Нет, — со значительной порцией металла в голосе возразил Рик, — все совсем наоборот. Отсидеться не удастся, прикинуться неопасным — тем более. Думаешь, Пиявка представлял опасность для Человека-Без-Лица и стоящих за ним людей? Да нет же, напротив, он был им в некотором смысле полезен. Его убрали… как ты сказал? На всякий случай? Так вот, такой же «всякий случай» ждет и нас с тобой. Если забьемся в норы и будем ждать своей участи. Я был неправ, когда говорил, что при таком поведении у нас есть хоть какие-то шансы. Ни фига. При сидении сложа руки шансов не бывает.
— И что?
— А ты не понял, журналюга? Будем выводить этих сволочей на чистую воду. Если вокруг их делишек с чужими разгорится скандал, если Нэфус вновь, как два года назад, будет в центре внимания всей Империи — посмеют ли они тогда простреливать башки и поджигать жилые корпуса? Смысла немного, зато можно усугубить свое и так непростое положение.
— Ты так уверено говоришь. Можно подумать, у тебя есть план.
— Вроде того, журналюга. Я ведь обдумал все — утром, на свежую голову да под эти новости поганые. Может быть, с планеты нас и не выпустят, но… «мгновенка»-то тебе на что? Отправить по «мгновенке» снимки чужих и еще кое-какие материалы — сможешь?
— Технически это конечно, возможно, — замялся я, — вот только…
— Что? Дорого? А жизнь тебе не дороже? Короче, журналюга, я сейчас собираюсь на работу, ты тоже к «Нэфус Фарма» подтягивайся. Я сброшу тебе его координаты. Увидимся на проходной.
Стандартный служебный корпус отличается от стандартного жилого корпуса разве что функцией помещений. Вместо квартир — кабинеты либо лаборатории. Душевых нет; туалетов, как правило, по одному или два на этаж. Во всем остальном, начиная от вестибюля, и кончая коридором на любом этаже, различий между жилым и служебным корпусом просто не предусмотрено. С формальной точки зрения.
Однако, переступив порог служебного корпуса, где размещался научно-исследовательский институт «Нэфус Фарма», я понял, и в нетрезвом состоянии не перепутаю его с вместилищем человеческого жилья. И дело было даже не в вывеске, висевшей у входа, указывающей на принадлежность этого здания компании «Нэфус Фарма» и украшенной старым как мир символом — змеей, обвивающей ножку бокала. Уже в вестибюле царила та обстановка и атмосфера, что лучше всяких слов поясняет каждому входящему три вещи. Что здесь не место для жилья, что люди здесь заняты работой, причем серьезной, и что работа эта — научная по профилю и секретная по притязаниям.
Стены в вестибюле были белыми, яркими и даже какими-то блестящими, наводя на мысли о больнице или другом медицинском учреждении. Время от времени через вестибюль проходили люди, то в белых халатах столь любимых научными работниками уж несколько веков, то в облегающих костюмах, похожих на скафандры. Висевший на одной из стен знак предупреждал, что вход в корпус с коммуникаторами запрещен и не без оснований, кстати говоря.
Дело в том, что давным-давно, еще до МКЭК, нашлись гениальные люди, что додумались усилить переносное средство связи, прообраз нынешнего коммуникатора, всевозможными побочными микроустройствами и функциями. Были там и средства фото- и видеосъемки, и диктофон, и карманный фонарик, правда, очень слабый. Еще средство связи могло превращаться в радиоприемник, музыкальный мини-проигрыватель и черт знает еще во что. Дальнейшее развитие средств связи пошло примерно по тому же пути, однако было скорректировано с учетом насаждаемых Комитетом ценностей. Последние, и, прежде всего, линия на отказ от излишеств, привели к тому, что бесполезные вспомогательные возможности коммуникаторов отмерли ввиду отсутствия спроса. Осталось самое необходимое, а именно, функция связи (в том числе так называемая «электронная почта»), совместимость с другими электронными устройствами и системами, а еще — возможность съемки, как фотографической, так и видео.
В результате фотоаппараты в качестве самостоятельных устройств практически вымерли, а вот позиции профессиональных видеосистем, используемых на телевидении и в кинематографе, были лишь поколеблены. С последними соревноваться было трудно, ведь, как ни крути, основная функция коммуникатора — связь, возможность же видеосъемки предназначалась для чисто любительского пользования. Соответствующим было и качество этой съемки.
И все-таки, руководство института опасалось именно коммуникаторов, а, точнее их вспомогательных возможностей. И, в том числе и для нейтрализации этой опасности, в вестибюле, близ входа, располагался пост охраны, представленной двумя живыми сотрудниками (вооруженными, кстати говоря) и одним проверяющим устройством. Проверяющее устройство не отличалось от своих собратьев, используемых в аэро- и космопортах и представляло собой что-то вроде проема без стены. Чтобы пройти через этот проем и не вызвать сигнал тревоги, человеку требовалось оставить на входе потенциально опасные предметы, перечень которых задавался для каждого конкретного случая. По всей видимости, на данном конкретном посту запретными предметами помимо оружия являлись коммуникаторы.
Я огляделся. В вестибюле и в помине не было Рика Ястреба; никто, соответственно, не спешил меня проводить мимо электронного Цербера и его живых помощников. А поскольку без коммуникатора мое пребывание по ту сторону поста теряло смысл, я попытался выкрутиться сам.
— Я — представитель прессы, — как можно тверже произнес я, — и без коммуникатора я не смогу полноценно исполнять служебные обязанности.
Один из охранников хмыкнул. Второй оказался способным и на человеческую речь.