Мытарь
Шрифт:
Мне страшно, а чего я боюсь - не понимаю. Но ведь страх почему-то сжимает мое сердце и давит на грудь, которых нет!
Мне больно. Апельсиновые протуберанцы лампы как-то усиливают эту боль. Делают ее пронзительней. Наверное, было бы легче, если б я сидел в темноте. Тогда бы мне не казалось, что я - на операционном столе, на котором удаляют душу.
Как же отсюда выбраться? Связно думать не получается - мои боль и страх преграда, через нее не пробиться мыслям. Они утекают, как песок сквозь пальцы, нигде не задерживаются, не приводят к итогам. Зато чувства почти материальны. Порой мне кажется, что они крепче окружающих кирпичных стен.
Кто я? Как здесь оказался? Как отсюда выбраться? Как прекратить эту боль внутри? Или выбраться, или исчезнуть, вновь окунуться в то небытие, в котором я был - как? Повторять эти вопросы - это все, на что я способен. На что способен мой несвязный рассудок.
Я летаю по комнате, залитой пронзительным желтым светом. То зависаю под потолком, то барражирую вдоль стен, то опускаюсь на пол, то подлетаю к лампе.
Сейчас бы выпить! Да накатом! Да сразу сто пятьдесят! Чтобы отлегло, забылось… Чтобы жар алкоголя хотя бы ненадолго растопил холод в груди.
Выпить? Да, это средство, но откуда я помню это?
В тысячный раз пытаюсь пройти сквозь стену. И вновь лишь структура кладки, сколы, трещины…
– А-а-а!
Шарахаюсь о стену, желая пробить или убиться. Но мне не больно. Просто будто кто-то подушкой стукает по голове. Глухо, пыльно, но никакой боли - кроме той, что в груди.
Обессиленный, опускаюсь на пол. Хочется плакать, но нечем. И некому.
Ложусь на пол так, чтобы не видеть апельсиновых долек желтого света.
Сколько времени прошло с того дня, как я очнулся? Если мерить время страданием - вечность.
Снова начинает раскачиваться лампа: «Криб, краб»… Волны, кажется, вновь поднялись. Но мне не взглянуть на прилив, не вдохнуть морского воздуха. Я - в пыльном, кирпичном сарае и обречен тут остаться. Один на один со своей болью, вдвоем со своим одиночеством.
«Криб… Криб…» - лампа.
– «Ш-ш-ш», - море за стеной.
– Желтый свет. Потолок. Стены. Пол…
«Крип… Крип-п…» - тише.
– Прибоя не слышно. Потолок. Апельсиновые дольки. Стены…
«Криб… Криб…»
Я не знаю, сколько еще проходит времени. Я сижу на полу, смотрю то на лампу, то на стены и потолок, страдаю от боли в груди и холода. Плачу без слез. Я бы давно сошел с ума, если бы было с чего сходить. И было - кому.
И вдруг. Я вижу. Его.
Оказывается, у меня могут быть галлюцинации. Мне кажется, что я вижу маленького карапуза в синих штанах с помочами. Его, конечно, нет в моем сарае - малыш всего лишь мираж, лишь движущаяся картинка. Помню, что такое называется «синематограф». Изображение тусклое, размытое, едва различимое, хотя, в отличие от фильмы в синематографе, - цветное.
Я ликую. В череде мучительных суток без смены дня и ночи появляется хоть что-то, на что можно смотреть, кроме лампы и потолка. Я тянусь к ползущему мальчику, прекрасно понимая, что коснуться его не смогу.
Малый ползет по ковровой дорожке. Рядом книжный шкаф, детская кровать с деревянной решеткой…
«Люди всегда взаперти», - почему-то думаю я.
Отраженные пятна окон ложатся на синюю попу в штанах, на бордовую дорожку… Все очень размыто, и вправду как на затертой кинопленке, но я плаваю среди этих образов и испытываю восторг - какое счастье видеть что-то, кроме дурацкого сарая!
Даже о боли забываю.
Малыш белобрысый, на вид ему меньше года. Он плачет, но не рыдает громко и взахлеб, а только подвсхлипывает. Будто уже устал плакать и теперь сосредоточенно ползет туда, где помогут. Как он выбрался из кровати с решеткой? Где его родители?
Виденье меркнет. На месте балконной двери - уже лишь пятно света, пола и шкафа в комнате и вовсе не видно, сам малыш тоже становится все призрачнее, все прозрачнее.
– Нет! Только не это! Умоляю! Кто-нибудь! Бог, дьявол, кто-нибудь! Спасите! Не дайте уйти этому. Этот мальчик… Я его откуда-то знаю! Ему надо помочь!
Но видение расплывается. Все отчетливее желтый свет лампы, стены, пол, потолок.
«Криб, криб»
– А-а-а!
– кричу, пытаясь зацепиться за исчезающую картинку. В ужасе от мысли, что вот-вот она исчезнет совсем, пытаюсь ворваться в мираж - нырнуть в него. И у меня кое-что получается! Почти исчезнувшее виденье вдруг становится чуть отчетливее и шире. Пятно балконной двери так и остается пятном, но становится больше и темнее, зато комната и ребенок неожиданно светлеют, словно на негативной фотопластинке. Но ребенка и комнату я будто бы вижу боковым зрением, мой взгляд неотвратимо притягивает черное пятно балкона. Мне становится страшно, я хочу от него отвернуться, но не могу, - меня словно затягивает.
Я падаю в воду. Гулкий всплеск эхом отдается под небесами. Но самих небес не видно - только серая хлябь облаков. Берегов по сторонам не разглядеть, они с трудом угадываются в темноте. Такое чувство, что я в подземной реке внутри огромной пещеры. Сзади меня слышится оглушительный собачий лай. Словно сразу несколько огромных псов надрывают глотки. Этот лай разносится под сводами пещеры, множась многократным эхом.
Но меня это не пугает. Неужели я вырвался?! Я смог уйти, сбежать из проклятого сарая?! Это невозможно! И как это прекрасно!!
Та ли эта река, что шумела за стеной сарая? Или там было море? Не знаю. И вообще, почему мне известно, что такое река, море и чем они отличаются? А откуда знаю о звездах и луне? Кто я? Эти вопросы я задаю себе целую вечность и целую вечность не могу найти ответа.
Кажется, здесь у меня есть тело! Во всяком случае, я вижу свои руки в воде, плечи. Они призрачные, прозрачные, но есть хотя бы такие! Надо бы выбраться и рассмотреть себя.
Начинаю всматриваться туда, где берег. Сквозь мрак просматриваются контуры черных деревьев, но больше ничего не разглядеть.
Я плыву к берегу. Но тот почему-то никак не приближается, сколько я ни гребу.
У меня была цель и мечта - вырваться из кирпичного сарая. Вырвался. Теперь я свободен, но снова будто бы взаперти.
Значит, это просто новый сарай. Просто теперь он такой. А тот малыш в видении просто проводник в новый круг ада? Наверное, так.
Берег не приближается, я вроде бы все еще работаю руками, но почему-то начинаю тонуть. И вот уже смотрю сквозь толщу мутной воды. Мучительно хочу вдохнуть и вдыхаю… воду. Страха нет, только усталость. Может и хорошо, что все наконец-то кончится - хоть как-то…