МЖ. Роман-жизнь от первого лица
Шрифт:
– Клаудия, я рад, что мой наниматель будет доволен и получит то, зачем он меня посылал, но меня, как ты понимаешь, более всего волнуют мои деньги. Что с ними? Где они? Мои деньги, а?
– Марк, дорогой, сделай одолжение, не разговаривай со мной в таком тоне. У меня мороз по коже, и это вовсе не от включенного кондиционера. Я, наверное, на всю жизнь запомню, какое страшное у тебя было лицо, когда ты орал на Струкова перед тем, как в него выстрелить. Мои девятьсот тысяч ушли примерно таким же путем, что и основная сумма, а что касается твоих денег, то они через два дня будут в надежном мадридском Banco del Prado, управляющий которого мой двоюродный брат. На счете до востребования, открытом на твое имя. Все очень просто, вот тут у меня даже распечатка с извещением о том, что отправка завершена успешно. Деньги я перевела через BONY, это обычное дело. Bank of New York – очень надежный банк. Я и сама его клиентка. Теперь он также снимет комиссионные и переведет деньги в Мадрид. Тебе останется лишь прийти в банк, предъявить паспорт, закрыть счет и получить деньги. Снимай в купюрах по 500 евро, так сподручнее везти через границу.
– Но ведь я просил тебя сделать все совершенно по-другому! Я четко объяснил тебе, что деньги должны были быть переведены напрямую в «Банк Москвы»! Кто тебя
– Все это так, Марк, но цепочка, которую предлагал ты, еще и легальная, не забывай об этом. Меня поражает, что ты, гражданин своей страны, ни черта не знаешь о том, что у вас с 1999 года действует валютный контроль. К тебе пришли бы, как у вас их там называют, какие-нибудь финансовые гвардейцы и попросили бы тебя объяснить, за что это ты получил такие деньги! И что бы ты сказал?
– Да ничего бы я не сказал. Я бы просто дал им денег, и они бы ушли довольные. У нас с этим проще, понимаешь! У нас люди в погонах охотно идут навстречу простым людям, поэтому правосудие у нас – самое гуманное в мире, прими к сведению! Это у вас все скучно и неинтересно, все прописано в инструкциях и законах, и если собачка соседа покакает на улице, то другой сосед сочтет своим гражданским долгом сообщить в полицию, которая оштрафует того соседа, конфискует собачку и наложит арест на собачкину каку. А у нас нет этого, ясно тебе! Я пять раз ездил пьяным за рулем, и все пять раз меня останавливала наша дорожная полиция, я называю ее именно так, чтобы тебе было понятно, на самом деле у нас их называют гаишниками. И что ты думаешь? Кто-то посадил меня в тюрьму? Или хотя бы забрал мои права? Нет! Потому что гаишники всегда входили в мое положение и за сто-двести долларов даже провожали меня на своей машине до дома, ясно тебе! И это нормально! Мне моя страна за это и нравится! У нас нет бюрократии, понимаешь! Я просто иду и плачу тому чиновнику, который должен решить мой вопрос, и он его решает. Вот так вот! Все бросает, даже обед, и решает! У нас люди ценят, когда им платят. А у вас все зажрались и имеют отпуска девяносто дней в году! Никто ни черта не хочет делать! Все хотят быть рантье и портфельными инвесторами! А вместо того чтобы что-то производить самим, вы приглашаете турок, арабов, китайцев и громко возмущаетесь, как эта старая, спесивая дура Фалаччи в своей книжечке про «Ярость и Гордость»! Что, дескать, много развелось на прекрасных улицах Флоренции всякого африканского сброда! Все воруют, продают героин и жмут белых. Да вы сами все просрали! Заигрались в свободу, равенство и братство. Благодаря вашим педикам, заседающим в законодательных собраниях, вы скоро получите такого пинка от настоящих хозяев Европы, нелегальных, полулегальных и легальных эмигрантов, что у вас отлетит ваша респектабельная задница! Вспомни Римскую империю. Именно так все и случилось. Заплывшие сытным жиром патриции трахали друг друга в задницы, народ глазел на гладиаторов, все думали, что они живут в самой сильной стране мира, а их сделали варвары. Вся история человечества двигается по одной и той же орбите и постоянно возвращается в одну и ту же точку. С Европой произойдет то же самое, что произошло с Римом.
– Марк, можно подумать, что у вас в стране эта проблема отсутствует?! А как же ваша Чечня?
– «Наша» Чечня?! В «нашей» Чечне теперь все хорошо. Мы наведем там порядок очень скоро. Чечня именно наша, а не ваша. Не было бы никакой чеченской войны, не будь в мире вашей вседозволяющей демократической морали. Мы стараемся погасить пожар на Кавказе, противостоим ордам мировых террористов, а ваша шизофреничная старушка Европа, которую олицетворяет выжившая из ума старая ведьма Ванесса Редгрейв, предоставляет убежище адепту секты убийц, прикрывающихся Кораном, этому Закаеву! Не заводи меня, милая. Я живу в стране, где мы еще не утратили способность к размышлению и анализу. Нас интересует то, что находится дальше нашего носа… Так вот, возвращаясь к моей проблеме, ты все испортила! Во всяком случае, благодаря тебе покоя мне теперь не будет долго.
– Марк, но даже если бы все было так, как ты говоришь, тебе пришлось бы уплатить с этой суммы приличный налог, об этом ты не подумал? Тринадцать процентов – это довольно много. Я знаю ваши законы лучше, чем ты. Поверь мне, что так будет гораздо лучше и, что самое главное, безопаснее. Ты прилетишь в Мадрид, мы с тобой там встретимся. Разве ты откажешься от того, чтобы еще раз увидеть меня?
При этих словах ее рука скользнула вверх по моему бедру и принялась гладить его внутреннюю поверхность, ненароком касаясь члена. После таких аргументов я мгновенно смягчился и почти потерял над собой контроль, так сильно я захотел ее.
– Гадкая девочка хочет исправиться и извиниться перед папулей?
– Да, гадкая девочка хочет поцеловать папулин Стингер.
– Папулечка предоставит ей такую возможность и просит его Стингер не откусывать, случись ему резко затормозить.
С этими словами я расстегнул брюки и освободил ей поле для деятельности. В конце концов Стингер остался на месте, а я повеселел,
– Знаешь, тебе идет развратность, ум, безбашенность и твое долбаное энциклопедическое всезнайство. У меня, пожалуй, разовьется комплекс неполноценности от твоего совершенства, дорогая.
– Да брось ты. Просто я воспитанная девушка и не привыкла выплевывать сперму в окно автомобиля на скоростной дороге. Поэтому мне пришлось ее проглотить. В чем же тут развратность? Это просто житейская необходимость, милый. Ладно, не буду тебя так смешить, а то мы попадем в аварию. Мы прилично отъехали от города. Самое время съехать с дороги и направиться к океану. Знаешь, я бы с удовольствием выпила за богатых Клаудию и Марка. Давай остановимся у заправки и купим большущую бутылку чего-нибудь крепкого?
– Согласен. Меня лишь смущает то, что нас, а вернее, этот автомобиль уже вполне могут начать искать. Ты не знаешь, где находятся все трое его гаремных кокоток?
– Они уехали, каждая по своим делам, на весь предстоящий уик-энд. Их не будет до понедельника, а сегодня пятница. Никто не должен прийти, я так думаю.
Мы съехали с трассы, купили в автозаправочном магазинчике сэндвичей с хамоном и сыром, чипсов, еще какой-то съедобной дряни, несколько бутылок колы и литровую бутыль виски Ballantines. По однорядной асфальтовой дороге проехали километров пятнадцать, затем свернули на какой-то проселок и вскоре прикатили прямо к океанскому берегу. До воды было рукой подать, всего несколько метров. Клаудия разделась донага и забежала в воду. Я последовал за ней. Мы бегали по прибрежному мелководью, резвились как ненормальные, занимались сексом прямо в воде, и я совершенно забыл обо всех событиях этого длинного дня. Мы пили виски, разбавляя его колой, но все же стресс, пережитый нами в доме Струкова, не желал покидать нашего рассудка, и алкоголю никак не удавалось выгнать его оттуда. Начинало темнеть. Нужно было возвращаться в город. Я выкинул в море недопитую бутылку виски, зашвырнул подальше от берега пистолет, загнал «BMW» на соседний обрыв, затормозил, затем поставил рукоятку автоматической трансмиссии на «DRIVE» и выпрыгнул прочь. Черная, тяжелая машина из Германии самостоятельно подъехала к краю обрыва, словно бы замерла, недоумевая, что за идиот направил ее в такое место, и рухнула в воду. Через несколько секунд она исчезла, на поверхности воды не осталось даже воздушных пузырьков. Глубина в этом месте была большой, поэтому я почти уверен, что остов лимузина, изъеденный морской водой, лежит на том самом месте и по сей день.
Поздним вечером, на такси, мы въехали в город. Таксист высадил нас возле Casa Rosada. Мы с грустным видом прошли через площадь, не говоря ни слова друг другу. Оба понимали, что пришла пора расстаться, что теперь, после того, как все закончилось, нас не должны видеть вдвоем. Клаудии необходимо было поселиться в каком-то отеле, у меня останавливаться ей было нельзя. Чемодан с ее одеждой остался в багажнике «BMW», лежащего на дне Атлантического океана. При себе у нее была лишь небольшая дорожная сумка с самым необходимым и документы. Мы оба чувствовали в себе какое-то безрадостное опустошение, словно бы жажда, так долго терзающая нас, внезапно закончилась и после нее ничего не осталось. Не к чему стало стремиться. Мы выпили друг друга до конца в тот долгий октябрьско-апрельский день, и каждый из нас был до краев полон другим так, что это начало вызывать отторжение. Я проводил ее до вывески Grand Hotel di Buenos Aires, поцеловал в щеку. Она не ответила. Просто кивнула, медленно высвободила свою руку из моей и ушла. Я постоял, привыкая к ощущению вдруг окруживших меня пустоты и холода. Мои жизненные силы были почти на исходе. В тот вечер я не знал, чем заняться, чем заполнить эту страшную пустоту. Спустившись по Avenida Betgrano к докам Puerto Madero, я долго бродил у черной воды, а затем уселся на скамейку. В голове не было мыслей, страха, переживаний. Я отчего-то напомнил сам себе страуса, который, не желая мириться с обстоятельствами, прячет голову в песок. Я сидел на скамейке, как каменное изваяние, сложив на груди руки и опустив голову. Машинально я достал из рюкзака нож и вырезал на доске свое имя по-русски. Думаю, что и теперь его можно прочитать там, на скамейке, стоящей на тротуаре, между автосалоном Mercedes Benz и первым доком Madero. Лишь спустя несколько часов я нашел в себе силы наконец встать. Дойдя до проезжей части, я поймал такси, которое довезло меня до того места, где я оставил свой велосипед. Я вышел за квартал и обследовал прилежащую к этому месту территорию. Ни малейшего намека на засаду или на что-то в этом роде не было. Я спокойно сел на велосипед и нарочно проехал на нем мимо места преступления. Все было тихо. Полицейские, видимо, опять пили матэ, и их видно не было. В доме, где я сегодня укокошил двоих человек, не горело ни одно окно. Значит, повезло. Если весь этот бедлам обнаружат завтра, то, по случаю субботы, отложат начало качественного расследования до понедельника, а в понедельник меня здесь уже не будет. Да и Клаудии надо сказать, чтобы поменяла билет на более раннюю дату. Я не сильно верил в профессионализм местных следователей и в то, что они слишком уж рьяно возьмутся за расследование смерти чужака, но меня сильно смущали те, кто являлся его клиентами. Я не знал тогда, что Клаудия выгребла их деньги подчистую, но, тем не менее, чувствовал опасность именно с этой стороны. Было около трех часов ночи, в Москве же шел десятый час утра. Я позвонил Андрею, в нескольких словах рассказал ему о том, что его задание я выполнил, а гонорар уже получил. Он отреагировал сдержанно. Сказал только, что и так бы все выплатил и зря я его обижаю своим недоверием. Я обтекаемо ответил, что в деле появились непредвиденные обстоятельства, мне пришлось прибегнуть к помощи постороннего человека и выплатить ему половину из того, что причиталось мне. Андрей ответил, что он в любом случае очень доволен и окончательно обрадуется тогда, когда увидит деньги на своем счету. Я уверил его, что это произойдет никак не позже вторника, и прервал разговор.
Весь следующий день я гулял по городу. Купил целый чемодан одежды и подарков и в самом конце своего шоппинга, покидая Florida и Santa Fe, я, нагруженный пакетами с названием бутиков, заглянул в респектабельный ювелирный магазин «Reynaldo Mechado». Просто подумал, что руку Светы вполне мог бы украсить красивый аргентинский бриллиант.
Меня встретил высокий, атлетичного телосложения блондин с голубыми холодными глазами, одетый в безукоризненный белый костюм-тройку и голубую рубашку, под цвет своих глаз. Внутренняя обстановка была элегантной и скромно-дорогой. Блондин предложил мне кресло, сам уселся в точно такое же, по другую сторону небольшого столика: