МЖ. Роман-жизнь от первого лица
Шрифт:
– Угу. Я думаю, причин для беспокойства нет. Оба трупы, а Андрей получит свои деньги не позднее вторника.
– А о своих деньгах ты, я полагаю, позаботился?
– Да. Она перевела их в Мадрид через США.
– Не самая надежная схема на свете. И не самая быстрая. Но будем надеяться, что все закончится хорошо.
– Виктор Петрович, тема беглых нацистов не дает мне покоя, а тут еще и мое сегодняшнее знакомство, если можно так это назвать, с ювелиром, который оказался внуком самого Одило Глобоцника. Ума не приложу, как такое могло быть, чтобы этот вурдалак тоже попал сюда в целости и сохранности? Знаете о нем что-нибудь?
– О Глобоцнике? Изволь. Он сдался англичанам, те допросили его, тайно продержали у себя несколько месяцев, а затем отпустили, но с некоторыми инструкциями. Глобоцник до конца своей жизни работал на английскую секретную
– Слишком густая среда. Не могу поверить, чтобы все так до странности совпадало.
– Всякое бывает. На то она и жизнь. Я уже давно ничему не удивляюсь.
– Вы знаете, Виктор Петрович, а я вам завидую.
– Почему? Я старый, скоро на пенсию. С чего это мне завидовать?
– Вы наследник великой эпохи. Эпохи гипербореев. Людей, сильных духом и многое переживших. Во всяком случае, многие из них были вашими наставниками. Вам было с кого брать пример. Мое поколение – это лишь осколки той, великой эпохи гипербореев, прошедших Гражданскую войну, разруху, голод Поволжья, красный террор, выигравших Великую Войну, переживших блокаду Ленинграда, прошедших ГУЛАГ. Я называю этих людей гипербореями потому, что они остались в живых. Это как естественный отбор, понимаете? Тот, кто прошел через такие испытания, достоин называться гипербореем. Когда-то, очень давно, мама впервые взяла меня с собой на парад 9 мая. Я смотрел на удивительно светлые лица ветеранов, двадцать пять лет назад их было еще очень много. Они шли и словно были выше всех ростом. Я не видел в них стариков, одетых в свои немодные старые платья. Они были как могучая рать, закованная в сияющие сталью и золотом доспехи. И блеск их наград был силы необычайной, находящейся за гранью восприятия. Люди той эпохи не были человеческой массой, понимаете?! Они не носили бренды, не ходили в сетевые магазины, не заказывали мебель по каталогам и не ужирались экстази на дискотеках. Каждый из них был личностью, неся в себе ту особенную, светлую частицу Божьего огня, огня народа-победителя. И вот теперь этот огонь почти иссяк. Когда умрет последний ветеран той войны, эпоха гипербореев закончится. И произойдет это, к сожалению, совсем уже скоро. Я не хочу говорить о нашем долге перед ними, мы все равно никогда не сможем его вернуть. Нам остается лишь помнить о них. Я, который, как я выразился, принадлежу к поколению осколков той эпохи, буду помнить. И никогда не забуду. Мы, те, которым сейчас тридцать, несем на себе пусть и слабый, но все же видимый отпечаток этой геройской плеяды великих людей. А вот те, кто идет за нами, те, которым сейчас пятнадцать, даже двадцать лет, – это бледная поросль, которая выросла где-то в тени у забора. Без цвета. Без запаха. Новые люди новой эпохи. Эпохи, в которой не будет места для личности. Как разные цвета одной модели свитера, развешанной по всему магазину.
– Ты прав, наверное. Но сталь закаляют в страданиях. Не было бы сейчас такого повсеместного смягчения наказания за совершенные преступления, если бы человечество не прошло, в том числе, и через Вторую мировую войну. Всеобщая отмена смертной казни – это, на мой взгляд, свидетельство того, что в мире более трепетно стали относиться к человеческой жизни. Поняли ее ценность. Даже ценность жизни преступника.
– Ерунда. Чушь собачья. Не согласен и не соглашусь никогда! Что же это за уважение к человеческой жизни, когда оставляют на свободе подонка, который убил эту самую жизнь?! В чем тут проявление уважения? Нет, нет… Око за око, только так и никак иначе. Попробуйте объяснить ваш принцип декану моего факультета, красавицу дочь которого, вместе с ее женихом, банда извергов убила ради завладения их автомобилем. Как по-вашему, то, что им оставили жизнь, – это проявление уважения к двум невинно убиенным молодым людям и к старику? Нет… Нет в этом мире подлинного гуманизма и никогда его не будет. Во всем принцип палки о двух концах. Когда кому-то хорошо, то кому-то обязательно от этого плохо. А середина, которая есть истина, потому и называется золотой, что золото – это редкоземельный металл и он слишком дорог, когда без примесей.
– Странно слышать такие слова от человека, который сам, по сути, является убийцей. Уж прости мне мою откровенность, я это
– Я не убийца. Я прежде всего такой же человек, как и вы. Ведь вы сами собирались пустить мне пулю в лоб, не так ли? Давайте-ка покончим с этим. Ведь все равно каждый из нас останется при своем мнении.
– Хорошо. Не хватает нам еще и разругаться.
– Не вижу повода.
– Какие у тебя дальнейшие планы, Марк?
– Завтра утром в самолет и домой. В понедельник, через сутки, я буду в Москве. Думаю подыскать себе работенку в сфере торговли. Надо ведь чем-то заниматься, чтобы не сойти с ума от безделья.
– Зачем тебе это? Торговля – это не очень-то духовная область, вернее духовность там совершенно отсутствует.
– Черт с ней, с духовностью. Зато эта работа способствует повышению благосостояния. А духовности без денег не бывает, ха-ха-ха!
– Цинично, но вполне в духе времени.
– Эта работа приводит меня в боевое состояние. Она заставляет меня двигаться в собственном развитии, не стоять на месте. Я ненавижу то, чем вынужден заниматься: отупляющий труд за скотское жалованье. Но без этого не станешь революционером. Не сделаешь революции в собственной жизни. Я расту благодаря внутренним противоречиям. Я всегда любил чемоданы с двойным дном. Я и сам двуличен. Не люблю односложности. Мой удел в этой жизни – стричь кусты из человеческих голов, придавая им ту форму, которая мне заблагорассудится. Я без этого не могу. Мне не интересно. Это мой собственный, мой родной дуализм.
– Ладно, Марк. В любом случае мне было очень приятно встретить тебя, особенно здесь, на чужбине. Мне жаль, что нам пришлось поговорить так мало, но надеюсь, что мы продолжим наше знакомство. Я желаю тебе добра. Звони мне, я стану держать тебя в курсе местных событий. Если услышу что-то о ходе расследования, тоже сообщу. А я наверняка о нем услышу, ведь тот человек был российским подданным, он не отказывался от гражданства. Нас, посольство, проинформируют. Я тебе позвоню из уличного телефона-автомата. Говорить будем по-английски, на отвлеченную тему с кодовыми словами. Думаю, поймем друг друга.
– Договорились. Всего вам доброго.
– Передай привет Лерке.
– Обязательно.
И он ушел… В дверях, правда, остановился и как-то странно посмотрел на меня. Или мне только так показалось? Слишком я засиделся в этом театре теней, где самому пришлось сыграть роль тени. Все же удивительно и странно, как много совпадений в этом деле. Киносценарий? Надуманная книжная история? Думаю, нет. Через свой обостренный до предела рассудок я осознал тогда, что, очевидно, являясь нанятым не только Андреем, я выполнил волю Небесной Канцелярии. Кто именно там подписал меморандум – я вряд ли узнаю. И там тоже хватает бюрократии и многие документы куда-то теряются. Меня словно вела чья-то крепкая, уверенная рука, мною двигала чья-то чужая воля. Такое ощущение знакомо писателям, которые иногда утверждают, что это не они написали ту или иную книгу, а кто-то сделал это «через них», используя их как шариковую ручку или текстовой редактор. То же самое испытывают художники. Пабло Пикассо как-то признался, что это вовсе не он рисует свои картины, а словно бы кто-то, кто хочет нанести на холст именно ЭТО и именно ТАК. Бывает ЭТО и у таких, как я…
Я посидел еще немного, расплатился и поехал в отель к Клаудии.
Расставание
Мы сидели на улице возле ее гостиницы, обнявшись, как школьники на свидании. Говорили мало. Опустошение, которое нашло на нас днем ранее, продолжалось. Я растерянно гладил пальцами ее плечо, она сидела, подавшись вперед под тяжестью моей руки. Держала свои милые руки, через которые за последние сорок часов прошло столько кровавых денег, между коленей и слегка раскачивалась в такт какой-то своей, звучащей внутри ее, мелодии. Потом повернула ко мне голову и просто сказала:
– Давай прощаться, Марк. Нам надо побыть на расстоянии друг от друга, чтобы мы успели соскучиться, а душевные раны хотя бы немного затянуться. Почитай мне что-нибудь на прощание. Я обещаю, что запомню твои стихи.
– Ведь скоро мы увидимся с тобой в Мадриде, правда? Будем гулять вместе, взявшись за руки, ты покажешь мне свой город… Убьем кого-нибудь. Шутка, милая. Тебе жалко Струкова и его шофера?
– Почему-то да. Мне их жалко. Как подло устроен мир! Нельзя просто иметь то, чего ты хочешь. Для этого приходится забрать это у кого-нибудь. Это так несправедливо. Как мне теперь жить с этим дальше?