На берегах Ахерона. Смертельные сны о вечном
Шрифт:
– Но зачем вы расстраивали мальчика? Он плакал. Ему было плохо.
Дальше мы пустились в рассуждения, стоит ли хорошее кино слез актеров, спорили немного, Тарковский замолчал, постепенно он "таял", становился тоньше и прозрачнее. А я мучительно захотела вырваться прочь из этого жуткого места, - и проснулась.
Когда-то у самого загадочного режиссера Андрея Тарковского была идея снять фильм о своих снах. Считается, что он так и не успел осуществить задуманное. Но это на первый взгляд. Сны, "сонное" восприятие реальности красной нитью проходит через всё его творчество. Язык, который использует Тарковский для создания своих фильмов практически тождественен языку , на котором с нами "разговаривает" наше подсознание во время сна. Очевидно, что Тарковский обращается не к разуму и сознанию,а именно к чувственному
Недавно вышла книга шведской переводчицы Тарковского Лейлы Александер-Гарретт, помогавшей бывшему советскому режиссёру-невозвращенцу наладить коммуникацию со своими шведскими коллегами при съёмках фильма "Жертвоприношение". Название книги говорит само за себя:" "Андрей Тарковский: собиратель снов"
Его манера снимать на первый взгляд слишком "затяжные" кадры многих приводила в недоумение. Андрон Кончаловский, работавший над сценарием "Андрея Рублёва", указывал, что публику в первую очередь интересует зрелищность и динамика развития сюжета, и открыто критиковал такую странную манеру съёмок фильмов с затяжными философскими беседами персонажей. Запомнилась реакция зала, при просмотре фильма "Сталкер" в городе Тюмени. Публика, состоявшая в основном из простого рабочего люда в течение всего фильма тяжко вздыхала от неповоротливости Тарковской камеры и "скучных" беседах главных героев о смысле жизни. Единственное оживление в зале было в конце фильма, когда главные герои наконец добрались до таинственной комнаты в аномальной зоне, где исполняются желания и кто-то из-зала бодро выкрикнул.
– Сейчас они найдут там туалет!
После сказанных слов зал разразился смешками и жидкими аплодисментами.
Конечно же, фильмы Тарковского расчитаны на думающую, высоко-интеллектуальную публику. И его новшества в манере съёмок - попытка режиссёра сдвинуть обычное восприятие зрителя в иное видение и сопереживание окружающего мира. Кастанеда назвал бы такой способ - попыткой сдвинуть точку сборки в полосы иного восприятия. Несомненно, иное, нестандартное восприятие, Тарковский обнаружил в своих снах и попытался передать свой необычный опыт в свои фильмы.
Сам Тарковский говорил, что реальность можно понимать по-разному. Для зрителя должны быть важны не сами вещи, а то, какой смысл они в себе несут.
Жёсткое восприятие реальности, установленное социумом, когда все вещи воспринимаются примерно одинаково даёт трещину во снах. Поэтому через сонное восприятие Тарковский и пытается показать безграничное число вариантов осознания казалось бы одних и тех же вещей.
У вдумчивого зрителя нередко возникает ощущение, что Тарковский снимал собственные сны. Но зачем? Молодой режиссер и так был обласкан и вполне мог дальше снимать спокойное, философское кино, ориентированное, в то же время, на массового зрителя, 'обрасти' наградами и званиями и упокоиться в лавровом венке. Между тем, упорно развивая свой стиль, Андрей Тарковский не только нарывался на жесткую реакцию власти, но и портил отношения и с друзьями. И с влиятельными знакомыми, и даже с малознакомыми, но знаковыми персонами, чьи произведения он брался экранизировать.
В первом же значимом его фильме сны подростка Ивана, у которого война отобрала детство, выступают альтернативой жестокому миру обыденной реальности. Сны у Ивана, фактически, вытесняют мир насилия и массовых убийств и занимают в его сознании, доминирующую позицию. Эта та отдушина, где он остаётся всё тем же ребёнком, а война в реальном мире превращается в кошмар, который нужно каждый раз терпеть, чтобы ночью вернуться в ставшую родной привычную среду сонного обитания. А самый последний сон Ивана, когда он бежит по мелководью
за девочкой и, неожиданно проскакивая мимо, летит над водой в небытие один, является решающей точкой замечательного фильма, накладывающий горький опечаток на трагедию отобранного войной детства.
По словам самого режиссера, сны Ивана "автобиографичны" - это воспоминания из собственного детства: и грузовик с яблоками, которые рассыпались по земле, и мокрые от дождя лошади, дымящиеся на солнце, и даже "Мама, там кукушка!"
Во втором фильме Тарковского сонный мир Соляриса полностью властвует над обитателями космической станции. Планета-мозг, изучая своих непрошеных гостей, погружается в сонные миры учёных, находя там самые потаённые уголки их страстей и переживаний, и перенося персонажи их снов в реальность бодрствования. Именно встречи со своими сонными персонажами причиняют учёным, обитателям станции неимоверные страдания: учёный Гибарян кончает жизнь самоубийством, не в состоянии более терпеть "муки совести", а Крис, герой Донатаса Баниониса, тщетно пытается избавиться от своей покойной жены, много лет назад покончившей жизнь самоубийством. Главные герои встречаются наяву со своими сонными переживаниями. Здесь уже реальность настолько переплетается со сновиденным миром, что их разделение уже теряет всякий смысл.
Для героя Владислава Дворжецкого, лётчика-испытателя Бертона сонный и реальный мир на Солярисе воспринимается к одно неразрывное целое. И описание своего сна наяву перед комиссией маститых учёных, в котором он увидел в бушующем океане Соляриса огромного купающегося младенца как совершенно реальной вещи вызвало сомнения у учёных в адекватном восприятии реальности у лётчика-испытателя.
В фильме мир чётко делится на две составляющие: обыденный, серый мир ужасающей нищеты и убожества(Тарковский снимает этот мир в чёрно-белом цвете) и волнующий, захватывающий мир таинственной "запретной зоны", где всё не так, всё по-другому, где действуют иноземные законы. Здесь также разделение мира бодрствующей реальности и волшебный мир фантазий и сна, где исполняются любые желания. Не случайно в последнее время набирает силу движение ОСеходцев(от слова ОС - осознанное сновидение), которые стремятся осознаться во сне и тем самым войти в волшебный мир сна, где исполняются любые желания и отсутствуют какие-либо социальные запреты. Сталкер словно издалека, из прошлого предупреждает, насколько опасно использовать земные желания в неземной реальности: ходить в зоне можно лишь по определённым тропам, с помощью специальных приспособлений, проклятая комната "исполнения желаний" приносит людям одни лишь несчастья, не зря Профессор стремится взорвать опасную комнату, которая безумными подсознательными желаниями способна уничтожить мир. Комната, где исполняются желания, поиск её в "запретной зоне" очень напоминает тибетскую "Пещеру исполнения желаний", находящуюся в районе священной горы Кайлас. В ту пещеру может попасть лишь избранный, прошедший сквозь Долину Смерти.
Причиной появления фильма 'Зеркало' стал давний сон, который долгое время преследовал режиссера. Ему снилось детство, дом, в который он безуспешно пытается войти, мать, лес, ветер. Сон был настолько реалистичным, сильным и снился Тарковскому так часто, что он решил, что это неспроста и надо как-то его материализовать - на попытки придумать как и было потрачено очень много времени.
Так как у фильма не было полноценного сценария, было отснято как минимум 20 вариантов картины и ни один из них Тарковскому не нравился. Очень интересно в этом отношении проследить как менялось название картины - сначала 'Исповедь', потом 'Белый, белый день', затем 'Искупление'. Коллеги просили Тарковского определиться уже наконец с тем, что тут прошлое, что настоящее, что сон, а что - явь, и 'избавиться от этого чуждого мистицизма в фильме'. В конце концов, в августе режиссер сдался и решил больше фильм не трогать, оставив его в том виде, какой был на тот момент.
Как и 'Иваново детство', 'Зеркало' сильно опирается на несколько эпизодов-'снов'.
Первый из них, с мистическим ветром из леса, моющей голову матерью и непосредственно зеркалом показывает, насколько важно для Тарковского в кадре абсолютно все - у него нет такого понятия, как декорации, все, в том числе и падающая с потолка штукатурка, наполнено смыслом и служит самостоятельной гранью для построения поэтического мира воспоминаний и снов. Плюс ко всему, эта сцена, завершающаяся таинственной рукой, что греется у огня, подводит итог первой части фильма.
Второй сон - это как раз тот самый сон, который так часто и долго снился Тарковскому. Главный герой, будучи мальчиком, пытается войти в старый дом. Сам режиссер признавался, что во сне ему это никак не удавалось. Третий же сон сопровождается поэмой 'Эвридика'. И здесь уже Алексей входит в дачу, чем ознаменовывает потерю мира детства.
Нередко трактовки тарковских фильмов напоминают толкования снов. Также как и при трактовке снов выискиваются вещи и события, окружающие главных героев, рассматриваются через символы их влияние на персонажи словно те являются сновидцами, где в качестве снов выступают фильмы Тарковского.