На берегах тумана
Шрифт:
— Заметил-таки!
С этими словами, в которых не было ни досады, ни гнева, престарелый щеголь поднялся во весь рост. Нор тоже дернулся было вставать, но эрц-капитан пребольно стукнул его костяшками пальцев по темени: не рыпайся!
Огнеухий подошел почти вплотную к скале. Один из дикарей зажег смоляной факел и, воткнув его в землю у ног своего предводителя, поспешно отбежал прочь. Факел зачадил, затрещал, разбрасывая горючие брызги, и стало наконец видно лицо подступившей твари. Все-таки лучше бы этого самого лица видно не было. Будто какие-то нечеловеческие руки долго и с наслаждением мяли его, рвали, комкали... И уши, действительно,
Вновь вспыхнули белым отвратительные глаза Огнеухого, натужно раздвинулся исковерканный привычной мукой рот, и чудище прокричало, кощунственно калеча благородный арси:
— Я тебя угадал. Спустись говорить.
Вместо ответа эрц-капитан оскорбительно расхохотался. Огнеухий терпеливо дождался конца этого взрыва веселья, потом укорил:
— Ты убивал детей. Пятерых убивал. Не боялся. Теперь боишься бесед. Умно?
— Почему ж это боюсь? — Эрц-капитан пожал плечами — Давай беседовать. Я превосходно слышу каждое твое слово.
Чудище погасило глаза, нелепо растопырило уродливые шестипалые руки.
— Ты убивал детей. Отцы злимся.
— Так что, нам следовало душевно подставить животы под стрелы твоих ребятишек? Отцы клялись мне не нападать, обманули и поплатились. Вместо досады радуйтесь, что легко отделались.
— Отцы нет обманываем. Дети глупы, хотели железа.
— Стало быть, это я виновен в глупости ваших детей-идиотов? — взбеленился эрц-капитан.
— Дети глупы. Ты — нет. Дети — дети. Должен снисход... снисхождать.
Адмиральский дед зевнул во весь рот, забыв прикрыться ладонью.
— Очень глупая у нас с тобой выходит беседа, — объяснил он. — Я ухожу.
— Ты не уйдешь, — бесстрастно проскрипело чудовище. Ученый старец действительно не ушел. Несколько мгновений они молчали, потом Огнеухий сипло пролаял:
— Явился панцирный страх. Убей. Отцы позабываем злобу.
— Коли вы единожды решились обмануть, то решитесь и дважды, и трижды. — Эрц-капитан снова зевнул. — Сами убивайте свой страх, а я теперь лучше соглашусь одеваться в холщовую рвань, нежели верить отцам.
Правая ладонь чудовища нырнула в складки одеяния, побарахталась там и выволокла на свет широкий нож.
— Теперь будешь верить? — Огнеухий неторопливо взмахнул ножом, и с отчетливым, слышимым даже на вершине скалы стуком указательный палец его левой руки упал на землю.
Эрц-капитан молчал. И вновь медленно поднялся к звездному небу кончик увесистого ножа, и еще раз, и еще — только тогда высокоученый щеголь наконец-то соизволил разлепить надменно сжатые губы:
— Хватит. Верю.
— Уйдешь там. — Огнеухий махнул ножом, показывая. — Проснешься прежде рассвета. Опоздаешь — страх залезет в подземную путаницу, где доставать нет возможно. Подумаешь обмануть, не ходить — отцы прожуем твою печень. Старого победителя с собой не возьми: считает ребенком, нет верит. Станет решать сам. Погибнете. Не уходи одинокий. Возьми с собой недоростика.
Нор не сразу сообразил, что «недоростик» — это, скорее всего, о нем. Ах ты, шакал смоленый! Ну, погоди, попадешься еще...
Огнеухий вдруг дернул всем телом, шевельнул головой, будто вслушался. Потом проскрежетал:
— Не попадусь.
Он отвернулся и зашагал прочь. Боявшиеся дышать во время этой беседы дикари заторопились следом, повинуясь резкому взмаху его руки. Левой
Перед рассветом выпала обильная роса. Нор продрог, он несколько раз оскальзывался на мокрых камнях и весьма ощутимо ушиб колено. А еще он злился. Пожалуй, повстречайся им кто-либо из Огнеухих, адмиральскому деду ни за что не удалось бы удержать своего юного спутника от попытки искрошить наглое чудище в труху. Парень припомнил бы проклятой твари все — и недоростика, и отрубленные пальцы, которые пришлось собирать (эрц-капитан желал на всякий случай иметь при себе доказательства своего сговора с Огнеухим). Из-за какой-то погани с жареными ушами приходится брести враг знает куда в предрассветных потемках — зевая, трясясь от промозглой сырости, ушибаясь... Правый сапог промок, в нем отвратительно чавкает ледяная вода. Наверное, отстала подошва — только этого не хватало! Дикари, что ли, заплатят за погубленную обувку?!
Хоть то хорошо, что дорога, которой весьма уверенно вел парня ученый старец, оказалась куда проходимее вчерашней тропочки. Да и идти пришлось не очень-то долго. Когда на земле четко обозначились протянувшиеся с востока тени, адмиральский дед неожиданно остановился и завертел головой.
— Пожалуй, пришли, — протянул он раздумчиво. — Маленький, у тебя глаза цепче моих — глянь-ка, что это за пятно виднеется на откосе?
— Дыра какая-то, — мрачно ответил Нор, стуча зубами. Щеголеватый старец бодро потер ладони:
— Вот над этой дырой мы с тобой и засядем...
Предутренняя серость скрадывала расстояние, откос был вовсе не таким пологим да гладким, как померещилось снизу, так что за время подъема Нор успел сперва согреться, а потом взмокнуть. Дыра, кстати, тоже оказалась не дырой, а дырищей. В нескольких шагах от этого входа в черное нутро гор эрц-капитан остановился, тяжко дыша и шаря вздрагивающей ладонью по левой стороне груди. Нор мялся рядом, дожидаясь дальнейших приказов. Парень был хмур и подчеркнуто молчалив: ночью, сразу после ухода Огнеухого, он пристал к адмиральскому деду с расспросами, но тот весьма нелюбезно попросил отвязаться. Наверное, хозяин все-таки заметил его обиду, а может, именно теперешний миг счел наиболее удобным для объяснений. Так или иначе, но он вдруг заговорил:
— Это лаз в большую пещеру — помнишь, я рассказывал, что поблизости есть такая? Вот, значит, пришли. Отдохну маленько, и мы еще выше взберемся. А то как выскочит оттуда подземная нечисть — досадно получится. Нам сейчас подобное ни к чему.
Нор осторожно приблизился к пещерному устью. Из черноты тянуло затхлым теплом, какими-то незнакомыми и малоприятными запахами... Странно, откуда бы там взяться теплу? Тесное эрц-капитаново логово давеча показалось сырым и холодным, а тут... Снова бесовщина какая-то!.. Парень попытался вообразить, какая бесовщина может прятаться в огромном сплетении подземных ходов, и вдруг заметил возле своих ног четыре глубокие выбоины... Нет, пожалуй, не выбоины — царапины. Не от когтей ли? Похожий след оставляет на мягкой земле поскользнувшаяся собака, но размеры, размеры! А ведь адмиральский дед прав: ежели нечисть, вот эдак исцарапавшая камень, решит сейчас выскочить из пещеры, то получится более чем досадно... Он, кажется, хотел забраться выше — так не пора ли?