На далеких рубежах
Шрифт:
– - Картон здесь, товарищ капитан.
Замполит снял свою панаму.
– - А я вот хожу без картона, и, представьте себе, голова не болит... Чувствую себя великолепно...
– - Да у меня она, товарищ капитан, тоже не болит! Вы уж разрешите нам выступить...
– - Нет, не разрешу. Выступать перед зрителями могут лишь примерные воины.
– - Я тоже буду таким.
– - Вот тогда и в художественную самодеятельность примем. А сейчас идите в свое подразделение.
– - Есть!
Растерянный и обескураженный, солдат повернулся через правое плечо. Замполит хотел было еще поговорить с ним, но тут зашли девушки. А отчитывать молодого парня при них он счел нетактичным.
– - Мы не помешали вам?
– - спросила Лиля, заметив обескураженного солдата.
– - Нет, нет, присаживайтесь, -- сказал замполит, как всегда улыбаясь одними уголками губ.
Байрачный и Скиба, здороваясь с девушками, поднялись с мест. Затем Байрачный обратился к Лиле:
– - Вы, кажется, играете на пианино?
– - Да, если нужно будет аккомпанировать, то я могу, -- ответила девушка.
– - Как же! Пианистка нам крайне необходима.
Лиза Жбанова в свою очередь выразила желание участвовать в драмкружке.
– - Тоже хорошо, -- ответил Байрачный.
– - Но вам придется прийти тогда, когда мы подыщем пьесу. Так и запишем. И роль укажем потом.
Вопреки желанию подруги Лиля поспешила домой. Не выходили у нее из головы слова Лизы о поступке Телюкова. Неужели это правда? Неужели Телюков способен на такие подлости?
Услыхав в небе гул самолета, Лиля остановилась и почему-то подумала, что это летает Поддубный.
Чутье не изменило ей. Майор гонялся за контрольной целью, которая неожиданно появилась над Кара-Кумами с юго-запада.
Наведение осуществлял тот же штурман-наводчик, который подавал команды, чтобы "противник" обозначал себя фарой. Наводить как следует он не умел. Несмотря на то, что Поддубный своевременно поднялся в воздух и четко выполнял команды, штурман до сих пор не мог свести его с целью.
У летчика начало рябить в глазах от долгого и безуспешного наблюдения за зеленовато-серым экраном бортового локатора, от многочисленных разноцветных колпачков на доске приборов.
На какое-то мгновение он вынес взгляд за борт кабины. Над головой и сбоку мерцали звезды, а под фюзеляжем тянулись пески, облитые лунным светом, отчего пустыня напоминала тундру, покрытую снегом...
В наушниках послышался голос Гришина.
– - Ваша высота?
– - Девять.
– - Держитесь ее. Курс 260. Скорость 90.
"Ого, как далеко очутился я от цели", -- подумал Поддубный, вдыхая кислород через маску.
Пять минут спустя Гришин дал команду развернуться вправо на девяносто градусов. Потом -- взять еще вправо. И как только летчик выполнил эту команду, на экране засветился крестик -- это означало, что цель и самолет на одной высоте.
"Ну, Лобачевский!" -- восхищенно покачал головой Поддубный.
Маневрируя, он начал загонять метку цели в "лузу".
Но неожиданно она исчезла.
"Да, но куда ж девалась цель?"
Проходит секунда, вторая, третья...
– - Курс 270, высота 7.
Ясно -- самолет спикировал. Поддубный взял заданный режим. Снова метка цели, но уже в виде перевернутой буквы "Т". Цель находилась чуть выше. Поддубный немного взял ручку на себя. Расстояние уменьшалось. Вот снова появился крестик. Цель в "лузе". Взгляд на прицел... Огонь!
– - Атака произведена!
– - сообщил Поддубный.
Гришин передал летчику курс на аэродром. В этот момент в телефонах послышалось:
– - Я -- Урал.
"Урал" -- это позывной генерал-майора Щукина. Так вот кто летал за контрольную цель!
– - Я -- Урал. Объявляю летчику благодарность.
– - Служу Советскому Союзу!
– - передал Поддубный в эфир.
Двадцать минут спустя он приземлился.
– - Спасибо вам, Иван Васильевич, что не ударили лицом в грязь, -сказал полковник Слива, когда Поддубный вошел на СКП.
– - Видите, не спится хозяину. Сам летает и нашу боевую готовность проверяет.
– - Лицом в грязь не ударил, но заслуга наша не велика: еще немного -- и генерал прошел бы. А все потому, что фарами мигаем, Семен Петрович. Дежурный штурман не годится. Либо тренировать надо, либо заменить.
– - Ваша правда, что-то надо делать. А вам, Иван Васильевич, спасибо. Очень плохо, если бы пропустили генерала.
Поддубный отправился в дежурный домик, нашел свободную кровать и, не снимая спасательного жилета, лег отдохнуть. Капитан Марков включил радиоприемник. Москва передавала последние известия. Потом начался концерт. Неожиданно Поддубный услышал сквозь дремоту слова диктора:
– - ...исполняет артистка Римма Голикова.
– - Римма?
Поддубный вскочил с кровати. Летчики удивленно переглянулись -- что с майором? Никому и в голову не пришло, как много значило когда-то для их майора это имя.
Римма Голикова... Наконец-то он услышал ее по радио... Услышал среди песков далекой пустыни...
Глава седьмая
После партийного собрания полковник Слива рассмотрел оба варианта предстоящего полета на предельную дальность. Недолго думая, он перечеркнул вариант Гришина и утвердил вариант Дроздова.
Гришин безропотно встретил это решение командира и с тихой покорностью принялся за выполнение его указаний относительно предварительной подготовки.
– - Пусть будет по-вашему, -- сказал он Дроздову, прибыв к нему в эскадрилью. Здороваясь, он подал комэску руку в знак того, что, дескать, отнюдь не обижается на критику на собрании.
Да, собрание сильно подействовало на Гришина. Еще бы! Ведь никто из коммунистов не поддержал его, если не считать инженера Жбанова.
Накануне дня предварительной подготовки замполит Горбунов собрал членов партийного бюро полка и попросил вместе с ними к себе в кабинет майора Поддубного.