На далеких рубежах
Шрифт:
Однако схема наведения, что так четко отложилась в представлении летчика, вскоре спуталась. «Робинзон» начал «крутить» летчика то в одну, то в другую сторону, требовал увеличить высоту, затем уменьшить. Два раза он надрывал горло: «Цель впереди!» — но на экране ничего не появлялось, хотя Телюков шарил носом самолета во все стороны.
Цель маневрировала по курсу и высоте. Это означало: вражеский экипаж, располагая мощным бортовым локатором, засек перехватчика и сейчас стремится во что бы то ни стало оторваться от него, уйти в пределы нейтральных вод.
На какое-то мгновение Гришин утратил веру в успех наведения. Он не знал, что делать, как поступить. Если он отведет перехватчик в сторону километров на 40–50, нарушитель, который уже развернулся, определенно успеет уйти. Не было также смысла держать перехватчик в радиусе действия бортового локатора, ибо фактор внезапности потерян.
Что же остается делать? Кто ответит на этот вопрос?
Но вот Гришин заметил на экране, как метка от нарушителя границы начала перемещаться «змейкой» с разворотами, равными приблизительно десяти градусам. Прикинув мысленно, в какой именно точке очутится бомбардировщик через пять минут, он направил в избранную точку перехватчик.
И не ошибся! Точно через пять минут обе отметки — от бомбардировщика и перехватчика — очутились в десяти километрах друг от друга по прямой.
— Я — «Робинзон»! Цель впереди!
И вдруг в ответ:
— Вижу! — Это означало, что Телюков взял бомбардировщик на экран своего локатора.
— Бей! Бей! Бей! — исступленно шептал Гришин, вглядываясь в экран до боли в глазах.
Прокатилась по экрану искристая развертка. Метки слились воедино. Оба самолета как бы застыли в смертельной схватке. Теперь все зависело от того, кто первым откроет огонь и кто лучше прицелится. Возможно также, что один из самолетов в это мгновение уже объят пламенем и идет вниз.
«Так что же там?» — Гришин страшно нервничал, ломал пальцы, хрустел суставами. Ему захотелось крикнуть во всю мощь своих легких: «Бей, Телюков!» Но после того как штурман свел самолеты, он не имеет права вмешиваться в бой.
Прошла очередная развертка, и Гришин недоуменно развел руками. Метка до сих пор не раздвоилась. Либо радиолокационная станция перехватчика все еще пребывала в режиме прицеливания, либо Телюков пошел на таран и теперь истребитель-перехватчик и бомбардировщик стремительно падают в море.
— Высоту! — Гришин повернулся к оператору индикатора высоты.
— Есть, высоту!
В это мгновение послышался голос Телюкова:
— «Робинзон», я — 777, атаку выполнил, что там наблюдается?
Гришин уставился в зеркало индикатора. Метка раздвоилась. Одна светлая точечка отскочила в сторону, а другая стояла на месте.
— Бомбардировщик падает! — сообщил оператор индикатора высоты.
— Наблюдайте!
— Есть, наблюдать!
Метка, стоявшая на месте, исчезла. И снова встало это злополучное «либо». Либо бомбардировщик упал в море, либо ушел на малой высоте и скрылся за горизонтом, то есть за кривизной земного шара.
Так ничего определенного и не смог штурман сообщить летчику.
А Телюков, выходя из атаки, заметил в небе огненный шар, который перемещался неподалеку от него. Ему показалось, что это недобитый им самолет, и, войдя в азарт, он погнался за ним, включив форсаж.
Он гнался минут пять. Шар катился с бешеной скоростью, оставляя позади себя сверкающие созвездия. И тут только летчик сообразил, что в небе перед ним — искусственный спутник Земли. Однажды, в такую же точно звездную ночь, за ним уже гонялся майор Дроздов.
Стало обидно за столь досадную оплошность.
Гришин же, ничего не понимая, яростно бранился:
— 777, куда вас черт несет?! Поворачивайте назад! Ваш курс…
Если бы тотчас после атаки Телюков настроился на приводную радиостанцию аэродрома, то горючего хватило бы для возвращения домой. К сожалению, он погнался за спутником, включив форсаж, и теперь сознавал, что до своего аэродрома не дотянет. А тут еще в кабине зажглась вдруг лампочка сигнализации. Горючего оставалось лишь для немедленной посадки, а до аэродрома было добрых сто километров, если не больше.
— «Робинзон», я — 777, нет горючего, горит лампочка сигнализации. Давайте самый краткий путь к материку. Прием.
За полетом перехватчика все время следил КП дивизии, в данном случае полковник Шумилов. Не зная об аварии с подвесными баками, комдив решил: перехватчик подбит в бою, горючее вытекло. Придя к такому выводу, комдив сам начал командовать летчиком, повел его в направлении зоны вынужденного катапультирования.
В таких случаях важно не только дать летчику ценный совет, но и поддержать его морально.
— Не волнуйтесь, 777, — передавал в эфир полковник. — У вас есть запас высоты и скорости. Не теряйте их. Когда остановится двигатель, идите со снижением. Главное — следите за скоростью. Я сообщу, когда настанет момент катапультироваться.
Телюков невольно усмехнулся, когда услышал в наушниках приказ полковника сбросить пустые подвесные баки, чтобы уменьшить лобовое сопротивление самолета. А вообще ему было не до шуток. Жизнь, можно сказать, висела на волоске. Более всего Телюков боялся оказаться в море: очень было бы неприятно, с досадой думал он, если бы крабы или какие-нибудь морские гады ощупывали его тело своими страшными клешнями…
Высосав последнюю каплю горючего, двигатель остановился. Сразу поползла назад стрелка тахометра. Вскоре заметно начал сдавать и указатель скорости. Телюков перевел самолет в режим снижения.
— 777, вы прошли над «Робинзоном», — сообщил Гришин.
— Вас понял, двигатель остановился.
Несколько минут спустя послышался голос полковника Шумилова:
— 777, вы над материком. Приготовиться к катапультированию.
Высота быстро падала. Самолет врезался в гущу облаков.
Телюков перевел самолет в горизонтальный полет, подождал немного, пока уменьшится скорость, затем сбросил фонарь и плотно прижался к стенке сиденья, застопорил привязные ремни.